много ни мало, будет больше трех тысяч. Около тысячи уже в лагере – это то, что Елизавета Дмитриевна собрала по дорогам, и еще две с половиной тысячи подростков и девушек обещал доставить Великий Магистр. И вообще, вчера мне показалось, что ликвидация структуры, раньше обслуживавшей херра Тойфеля – это для него еще та головная боль.
И вот настал тот момент, когда зависший над центром нашего лагеря штурмоносец плавно опустился на песок, открылся грузовой люк и из него появился Густав де Мезьер со своей дочерью и свитой. В основном его окружение составляли совсем молодые люди в офицерских чинах (до гауптштурмфюрера (капитана) включительно), юные девушки, явно из хороших семей, и пожилые тевтоны штатского вида. Ну что поделаешь, если херр Тойфель унес с собой почти всю военную и гражданскую элиту Тевтонии.
По очереди поздоровавшись со мной и моими товарищами за руку, Великий Магистр отвесил Кибеле изысканный поклон.
– Приветствую нашего старого врага, – четко выговаривая каждое слово, на койне сказал он, – между нами было много крови, но мне очень хочется надеяться, что это уже закончилось.
Та в ответ только пожала плечами, будто показывая, что она-то ни с кем и не воевала. На ее дочерей нападали – было дело, а вот она сама предпринимала только ответные действия, и если все это прекратится, то она этому будет только рада.
– И я тоже очень надеюсь, что кровь между нашими народами находится в прошлом, – ответила она, – мы ждем не дождемся, когда вы, тевтоны, уйдете из этого мира, ведь ваше присутствие тут потеряло всякий смысл после того, как прекратил свое существование ваш ужасный господин.
Густав де Мезьер тяжело вздохнул и переглянулся со своей свитой. В ответ на это Гретхен только пожала плечами, а остальные, включая пожилых тевтонов, утвердительно кивнули.
– Мы тут посоветовались, – устало произнес Великий Магистр, – и решили, что будем просить разрешения остаться в этом мире, ибо народ наш не желает сниматься с места с женами, чадами и домочадцами. Для многих и многих необходимость бросать все нажитое и отправляться в путь – хуже самой смерти. При этом мы хотели бы принести свою клятву только одному или одной богу или богине, и лучше всего, чтобы эта была ты, Величайшая Кибела. Мы много лет воевали с тобой и твоими дочерьми, знаем, чего вы стоите и считаем, что не опозорим себя, встав в один с вами строй. Я надеюсь, что вместе мы – и тевтоны, и амазонки – пройдем этот мир от края и до края, повсюду утверждая твое имя Величайшая из богинь, и пусть трепещут перед нами тупые и изнеженные людишки на севере и крайнем западе.
Некоторое время Кибела ошеломленно (такое способно пробрать даже богиню) смотрела на де Мезьера, а потом хрипло расхохоталась, причем перекатывающееся между холмами эхо от этого смеха было каким-то неестественно гулким.
– Даже так, – сказала она, просмеявшись, – скажите, а вы не боитесь идти под мою руку? Ведь у меня такая ужасная слава, что в некоторых городах на севере мною пугают маленьких детей.
– А чего нам бояться после херра Тойфеля? – спросил де Мезьер. – Разве, ты, Великая, можешь быть страшнее этого пожирателя наших детей, которому мы были нужны только как корм и послушный инструмент для достижения его целей?
Этот вопрос вызвал у Кибелы еще один затяжной приступ смеха.
– Да, действительно, – сказала она, доставая из кармана свою знаменитую неразменную пачку сигарет «Филипп Моррис», – младенцев я не пожираю. Я даже не буду настаивать на том, чтобы вы установили у себя матриархат, а только лишь повелю, чтобы права мужчин и женщин в вашей Тевтонии были бы между собой полностью равны. Матриархат придет к вам сам через пару сотен лет по мере вырождения мужской части вашего сообщества.
Тевтоны переглянулись между собой, после чего вперед вышел пожилой мужчина в штатской одежде.
– Я Эрик фон Хартманн, – с важностью в голосе произнес он, – бургомистр города Адольфбурга, купец и весьма уважаемый человек. О Великая, мы тут подумали, что не все условия нашего договора можно и нужно сообщать простонародью. Самое главное, что прекратились ежедневные жертвоприношения, ужасавшие всех своей бесцельностью и тем, что под них по слепому жребию мог попасть любой житель нашего города, вне зависимости от достатка и степени уважения, которое мы испытываем к его семье. А кого интересует, что там будет через пару сотен лет, когда будем мертвы и мы сами, и наши дети, и внуки, и правнуки… Что же касается прав женщин, то мы совсем не против. После той бойни, что устроил херр Тойфель, нашему народу срочно будут нужны дополнительные рабочие руки. Или ты хочешь сказать, что равные права не должны сопровождаться равными обязанностями?
Кибела хрустнула костяшками пальцев и кивнула.
– Да, – сказала она, – вы правы, уважаемый Эрик фон Хартман – равные права должны сопровождаться как равными обязанностями, так и равной оплатой за равный труд – и за этим я буду следить особенно тщательно.
Улыбавшиеся до того штатские заметно приуныли. Но у меня не было никакого желания вникать в их буржуазные эмоции, да и не было мне до этого никакого дела. С одной стороны, отказ тевтонов от массовой эвакуации снимал с меня задачу обеспечить эту самую эвакуацию, дожидаясь, пока с места не снимется целый народ, а с другой стороны, из всего собирающегося тронуться вместе со мной народа боеспособна только сотня амазонок, а если учесть, что наш путь пройдет не по самым приятным мирам, то это очень большой риск. Раньше я рассчитывал на вооруженную силу тевтонов, но сейчас я даже не знаю, что и делать. Кроме того, возникают проблемы с обозом, который теперь надо будет снаряжать самостоятельно, а ведь в отсутствие автотранспорта для этого нет ничего лучшего, чем запряженные флегматичными битюгами немецкие армейские повозки, в которые можно грузить до двух тонн груза в
