Так Чонгук и засыпает, кажется пустой совсем, а на самом деле — с головой полной мыслей и с сердцем, ноющим так, как если бы он потерял что-то очень важное, чуть ли не жизненно необходимое.
Через пару-тройку часов Чонгук открывает глаза от жутко громкой мелодии не выключенного будильника, раздраженно засовывает телефон под подушку и напуганный резким неприятным звуком больше не может провалиться в сон. Просто лежит с открытыми глазами, считая свои вдохи-выдохи, и пытается отыскать в себе желание соскрести себя с кровати. Оно, правда, не находится, ровно как и силы шевелиться. Но приходится подняться, потому что Чонгук вспоминает, что вчера он так и не закрыл входные двери. Дойти оказывается еще сложнее, но ледяной пол и гуляющий по коридору сквозняк, отрезвляют и заставляют поджать пальцы на босых ногах. Захлопнув дверь, Чон еще несколько минут просто стоит, держась за ручку и упираясь лбом в старое деревянное покрытие. Чонгук чувствует себя одиноким и совсем замерзшим, но дышать старается ровно. Мысли немного путаются, однако горячий душ все-таки приводит в чувства. Вода смывает ненужную тяжесть, голова заполняется повседневной рутиной и планами на день, охотно позволяя отвернуться от подступающих границ собственных расползшихся в зияющую чернильную пустоту трещин. Под затылком противно долбит, но Чонгук игнорирует болезненные периодические вспышки, смутно надеясь, что физическая боль способна хоть сколько-нибудь вытеснить душевную.
На кухне тоже холодно. Чон закрывает окно, выбрасывает неприготовленные остатки еды и заваривает себе дешевый растворимый кофе. Есть он не хочет, его паршиво тошнит, и сдохнуть кажется не такой уж и плохой идеей. Поэтому Чонгук снова подкуривает чиминовы сигареты, запивает всю эту горечь переломанных внутри барьеров еще более горьким кофе и выдыхает. Выпускает из себя воздух вместе с дерьмовым плавящим чувством не то выдуманной совсем вины, не то реально ощущаемой ошибки происходящего. Но в глазах проясняется. Чонгук делает несколько неглубоких затяжек, подтаскивает с другого края стола телефон и сосредотачивается на набираемом номере. Чон решает, что слишком сильно сдает позиции, и сейчас есть куда более важные вещи, чем он сам, чтобы можно было позволить себе распадаться перетертым в грязную пыль пеплом. Он отбрасывает себя назад, огораживает каждый комок разрозненных эмоций и чувств, надевая мастерски отработанную до близкого знакомства с Чихо маску отстраненного напускного равнодушия. Хотя на себя Чонгуку и вправду наплевать, он настоящий все равно уже почти мертв, но это с недавних пор перестает быть проблемой. Сейчас он нужен совсем другому человеку. Поэтому когда на том конце провода раздается голос маминого лечащего врача, все, что касается его самого, перестает иметь значение. Чонгук настойчиво интересуется всеми новостями, узнает, что лечение, которое принимает Юна, помогает, и вместе с доктором они принимают решение провести операцию ближе к выходным. Это вселяет слабую надежду, что все еще может закончиться хорошо.
Чон рассчитывает выйти на работу только через неделю и все это время провести с мамой, дожидаясь операции. Кен абсолютно не против, так как неустойка ему оплачена, и он прекрасно понимает, что даже если Чонгук начнет работать, он и так будет все это время отпрашиваться каждый день. Чон, решив вопрос с Кеном, едет в больницу, и весь день не отходя сидит возле Юны. Присутствие мамы рядом, даже несмотря на то, что она теперь почти всегда спит, помогает. Чонгук запрещает себе думать о Чихо, а все свое внимание перенаправляет на предстоящую операцию и положение женщины.
***
— Ты больше не ходишь в клуб? — откуда-то из прихожей спрашивает Квон, но Чихо не слышит почти, он скрывается за ближайшей дверью и тяжело валится на диван. Снова. Он сидит там часов с пяти утра, когда, только-только заснув, просыпается из-за какой-то тупой, необъяснимой совсем тревоги — будто случилось что — и так и не может больше уснуть. Ходит неприкаянной размазанной тенью сначала по квартире, потом по комнате, а потом опускается на мягкие упругие подушки и больше не встает.
Ю-Квон в особых приглашениях не нуждается, у него есть свои ключи, а на звонок он нажимает просто так, чтобы предупредить. В последнее время Чихо сам не свой, он постоянно злится, и к нему опасно подходить — Квон это уяснил, поэтому Ким спокойно пропускает тот факт, что У не утруждается его даже нормально встретить. Просто проходит за ним в гостиную и небрежно бросает свою дизайнерскую куртку на кресло. Чихо сидит на диване в одних спортивных штанах и смотрит на выключенный экран телевизора. Глаза у него пустые и словно поддернутые мутной пеленой. Ночь проходит для него не лучшим образом, потому что Квон замечает на столе заполненную до краев пепельницу и пустую бутылку коньяка. Он медленно опускается рядом и кладет голову на колени У.
— Я скучаю, — мурлычет Квон, смотрит снизу вверх и аккуратно ведет кончиками пальцев под подбородком и вниз по чужой шее.
Чихо зарывается ладонью в его волосы и пропускает белые прядки между пальцев. Медленно, едва ли действительно осознанно. Ощущения тут совсем другие. Не такие, как с Чонгуком. Ничего похожего. Ю-Квон не выбирает момент и совершенно точно не знает, когда стоит остановиться, замереть и не трогать, отойти в сторону, чтобы дать время осмыслить, сделать какой-то выбор, решиться, в конце концов, он не видит или не желает видеть угрозы, не боится, трогает, действует. И это бесит, на самом-то деле. Чихо тошно от себя, потому что прямо сейчас ему хочется одернуть руку и выставить за порог, а лучше совсем из жизни. Потому что нет никакого «Я тоже скучаю» в ответ. Потому что нет вообще никакой реакции. Он не скучает. Точнее скучает, но не по Квону.
Чихо приходит в квартиру поздно ночью, почти под утро. Выйдя от Чонгука, он долго колесит по городу, впервые так медленно, без стрелки на спидометре за сто восемьдесят, методично пересчитывает кварталы и редкую разметку за городом. Окна раскрыты все, в салоне прохладно, но в голове все равно полыхает под самое небо, так, что не потушить. Поэтому он останавливается на обочине, долго курит, обжигая пальцы тлеющим фильтром, когда слишком сильно задумывается. Придорожная забегаловка в сотне метров отсюда, кажется ему каким-то спасением. Это оказывается даже какой-то дешевый бар, но зато Чихо может быть уверенным, что не встретит знакомых. Его здесь никто не узнает, да и народа тут почти нет. Можно напиться до потери
