— МалОй ещё такое слушать!
Что ж. Малой так малой. Мне и не хотелось, чтобы она рассказала о своих жутких фантазиях.
— А ты правда хилый, — уже серьёзно заметила она. — Уке, что-ли?
— Что ты вообще несешь? — прошипел я.
К моему облегчению, она решила замять тему:
— Ладно, пора перейти к нашему плану. И не ходил бы ты один в такое позднее время.
— А ты сама ходишь? — возразил я.
Эля помрачнела:
— Я — это я. Ты — это ты. Смекаешь?
***
Она сказала, что в делах, которые связаны с её братом, никому не может доверять. Её отец и брат — важные шишки, которые категорически запрещали ей упоминать имя Эди в их присутствии. Но общаться с ним они не могли запретить, да и не стремились контролировать из-за её врождённого свободолюбия и непоколебимой верности своим привязанностям.
А ещё она доложила, что Эдуард проницателен как тапок и о моих чувствах ничего не знает. Намекнула, что пока я — её друг.
— Если узнает, то пошлёт подальше. Он с малолетками не станет связываться. Кстати, кто твой отец?
Услышав ответ, она крепко призадумалась и обещала связаться со мной позже.
Никогда ещё я не ждал Нового года с таким трепетом. Она обещала мне, дала надежду стать ближе к человеку, которого я так внезапно полюбил и ни на минуту не забывал уже с начала октября.
И она же помогла мне переступить через мои предрассудки, следуя которым, я сам себе казался ненормальным. Можно и больше сказать — Эля вернула меня к жизни. Я ждал, когда она выйдет на связь, как и обещала, а при мысли, что она бросит меня страдать дальше, впадал в панику. Она сказала, что даст о себе знать до Нового года, и чем больше приближалась эта дата, тем сложнее мне было сохранять терпение.
А вдруг Эля оставит затею нянчиться со мной. А ещё очень интересно, какой способ связаться со мной она выберет на этот раз.
Но преследованию она предпочла самый обыкновенный звонок на мобильный. И я был счастлив, услышав знакомый голос. На календаре было тридцатое декабря.
— Как поживает мой маленький гей, которому я, считай, отдаю самое дорогое? — спросила Эля после обмена стандартными телефонными приветствиями.
— Да вот, жив, — стараясь скрыть волнение, ответил я.
— А завтра можешь быть мёртв.
— Это угроза?
— Нет, это факт, — задорно вещала она. — Сегодня жив, завтра можешь, например, под машину попасть. Кто тебя знает. Сегодня ты мне даром не сдался, завтра будешь нужен. Я интересовалась скорее твоей готовностью встретиться завтра со своей любовью.
— А?
По телефону я был невиден, но она безошибочно разглядела мое смущение.
— Не время стесняться. Завтра у нас встреча.
— Какая встреча? — я точно знал, что не готов.
— С твоей судьбой.
— В смысле?
Эля, обескураженная моей непонятливостью, замолчала. Пока она молча что-то обдумывала, я напряжённо вслушивался в тишину.
— Завтра в половине первого ты свободен?
— Свободен, — подтвердил я.
— Тогда приходи обязательно. Я тебе адрес скину сообщением. Не придёшь — я зарекусь с тобой дальше возиться. Всё! Не робей, малец.
На таком ультиматуме она бросила трубку. Что ж. Наверное, со мной по-другому нельзя.
Спустя полминуты, телефон пропищал, принимая новое сообщение. Этот адрес я помнил — уже знакомая квартира Эдуарда.
***
Я нашёл в себе силы прийти. Сказать, что я волновался — значит сильно преуменьшить. Я трясся, как осенний лист при ураганном ветре. Как я буду смотреть в глаза Эдуарду после того, что ему наговорил в прошлый раз? А что скажу? Смогу ли я вообще что-то сказать? И как он отреагирует, увидев меня на пороге своего дома? Неопределённость угнетает.
За десять минут до указанного времени я звонил в дверь его квартиры. Вот он — момент истины.
Дверь мне открыла Эля.