этом вон и Молчан сказал. Он делает выбор самого слабого звена в охране рубежа, подбирает наиболее благоприятный час для своего деяния, когда нужно, отвлекает внимание стражников. То, что он освоил нашу округу полной мерой, сомнений у меня теперь нет, так он же по своей наглости превосходит все пределы допустимого. Средь бела дня, заметь не ночью, ему удается разделаться с карабами, среди коих был и один из берсеков. Даже не у всех наших такое получится. Они привыкли все больше в безлунные ночи деять, а еще лучше, чтоб туман округу кутал да дождь по крышам стучал, тогда и сон у людей крепче всего. А этот…
Князь прервал словоизлияния боярина. Раскудахтался старый, будто он сам не видит, не понимает, что род столкнулся со своеобразным казусом в своем собственном дому. Все видит, все понимает, только пока подсказок по чужаку мало. Плохо, что людей теряют. Это да-а! Время уходит, как вода в песок. Думать! Думать! Как можно обмануть невидимку?
– Что Бужан?
– Колдует. Говорит, что те волки, коих у родового дерева зарубили, совсем не простые…
– А золотые.
– Нет. Они по окрасу, размеру и силе, превосходят местную породу. Как бы, не являя собой подручных одного из славянских богов.
– Глупость. Блажит ведьман.
– Может быть. Обещался по своим возможностям на след выйти.
– Ну-ну!
В горницу вошел Молчан, протянул князю свернутый в трубочку клочок бумаги, немногословно сказал:
– Послание от гарамана Пешка. Только что.
Деян развернул поданное, вчитался в неровный ряд каракулей. По мере понимания прочитанного лицо его бледнело.
– Что? – подавшись вперед, спросил Неделя.
– Из Дикого Поля на Ростов идет орда. Половцы.
– Да-а! Лето, пора набегов…
Теперь, по закатной поре, без большого количества солнечного света, лес действительно казался сказочным существом. При дворе заря на такие краски и чудачества не обращаешь внимания.
– Боярин, – окликнул Легостай, придержав коня, его проводник по еще неизвестным местам, приставленный отцом, – тут со шляха летник отходит. Как, мы? Дальше поскачем, или свернем? Ежели дальше, то прибавь верст восемь, може больше. После заворота, там до самих Медвежьих Полян дорога отменная. Ежели тут, то короче, но хужее.
Веденя, боярин молодой, только оперившийся. О прошлой осени оженили, а зарь усадьбой наделил, к делу войсковому приставил. Теперь с грамоткой и поручением к князю Деяну направил. Чего тут было думать? Коли не своими ногами путь мостить. Велел:
– На летник вороти, Легостай!
– Ну, как скажешь.
Свернув с широкой дороги на узковатую дорогу, в иных местах больше схожую с тропой, Веденя проехав немного, уже подумывал, что нужно было поступить иначе, проскочить чуть дальше, а не сокращать восемь верст до заворота с основного шляха. Теперь приходилось притормозить лошадей, на змеей петляющей дороге, при этом преодолевая овраги и подъемы. Дело под вечер, Ярила, вот-вот с небосвода сойдет, уже сумерки под сенью деревьев, а они плетутся как коровы с пастбища. Немалый путь, проделанный от самого стольного града и усталость сегодняшнего дня, сподвигла молодого служилого мужа на громкие попреки отцова смерда.
Легостай не воин, землепашец и охотник в боярской вотчине, но муж вольный. Мужик сам себе на уме, не смолчал. Искоса поглядывая на высокомерного молодого паныча, по-иному не воспринимался навязанный на его поседевшую голову щенок из его же рода, отбрехивался, ничуть не смущаясь в выборе слов.
– Лошади в мыле, а тебе бы только гнать. Успеем. К ночи будем в Полянах.
Дорога петляла как бык пописал, заставила животных пустить шагом. Если на таких поворотах принудить коня бежать рысью или в галоп, то без сомнений тебя из седла толстая ветка в любой миг вынесет, или в овраге окажешься.
Неширокий летник и в самом деле по скорости езды способствовал к общению, а потому бубнеж Лиходеев услыхал задолго до появления людей на лошадях. Интересно, кому это на ночь глядя, в городище с внешней стороны охранной зоны ехать приспичило? Зачем? Да и не хотел он, кого-либо пропускать. Еще чего! А еще место тут знатное. Нарочно не придумаешь для задумки.
Когда скакавший первым всадник напоролся на натянутую веревку, и его сбросило в придорожный куст, Егор коршуном спрыгнул на плечи второму. Умостившись на крупе лошади, обоими ладонями влепил по ушам.
– В-ва!
Сбросил на землю, не обращая внимания на стоны и причитания, скрутил и сноровисто увязал запястья ремешком. Теперь второго. Вытащил из кустов бесчувственное тело, только потом осознал, что перед ним мертвец. Скорее всего, когда падал, свернул шею, ударившись головой о ствол дерева, или о
