холодно, а все потому что Асмунд больше не прижимает ее к себе, а положил куда-то.
Возможно, она ему надоела, и он решил бросить ее на съедение диким животным. Но разве это сейчас имеет какое-то значение, когда ей так плохо? Лея понимала, что видит то, чего быть не может. Вокруг мелькали знакомые лица — отца, матери, брата… Это галлюцинации, конечно же. Но такие приятные. Она снова маленькая. Вот они с Вивой играют на любимой поляне в госпожу и горничную, как они любили это делать. Только Вива — госпожа, а Лея — горничная. Смешно и необычно. А вот она тайком скармливает дворовой собаке обед — отвратительную овсянку с овощами. Она ее терпеть не может, а повариха упорно раз в неделю готовит эту дрянь. Мама ругает ее за непослушание, но ей совершенно не грустно, а наоборот, хорошо и легко…
Лея вынырнула из омута бреда, и снова ей стало плохо. Горло горело, словно к нему приложили факел. В голове гудело. Ее трясло так, что она аж подпрыгивала на том, на чем лежала. А в углу она видела копошащегося огромного жука. Нет, конечно. Это не жук, а Асмунд склонился и что-то делает. Но как он сейчас похож на жука — с широкой спиной и спрятанной за ней головой.
Вспыхнул огонь, заливая внутренности комнаты тусклым светом. Охотничий домик, догадалась Лея, увидев вязанки сушеной травы и грибов, развешанные по углам. Тут же была свалена куча дров, которыми Асмунд и разжег очаг. Значит, спать им сегодня предстоит тут?
Асмунд снова вышел. На этот раз он пропал надолго, а вернулся с огромным котлом, наполненным водой. И не побоялся, что Лея сбежит. Хотя, куда ей. Она даже посмеяться не смогла над бредовостью этой идеи. Ей казалось, что все тело свело судорогой, и она уже никогда не сможет разжать руки и выпустить колени, как и оторвать от них подбородок.
Лея равнодушно наблюдала за тем, что делает Асмунд, стараясь удержать сознание, которое все норовило уплыть. В голове гудело все сильнее. Она только видела в свете костра, что делает Асмунд, но ничего не слышала, кроме противного гула. А он отлил в котелок поменьше воды и повесил его над огнем. В оставшуюся воду что-то бросил и замочил как следует рукой. Стирать что ли собрался? И вновь глупому смешку помешала вырваться ужасающая слабость. Только голова закружилась, и стены домика завертелись перед глазами.
Наверное, Лея снова потеряла сознание, потому что когда очнулась в следующий раз, обнаружила, что сидит, прислоненная к груди Асмунда, и он уже собирается стянуть с нее сорочку. Платья на ней, к тому времени уже не было.
Лея затрепыхалась всем телом, пытаясь вырваться из его цепких рук. Неужели, он настолько низок, что воспользуется ее плачевным положением и изнасилует?..
— Да тихо ты! — крепко прижал он ее к себе. — У тебя сильный жар. Нужно хоть немного сбить его, пока не приготовится настойка. Иначе сгоришь…
Но она не может снова допустить, чтобы этот мужлан увидел ее обнаженной! Но и сопротивляться его сильным и горячим рукам, которые в этот момент стянули сорочку через голову, Лея не могла. На ней остались только панталоны, которые Асмунд тоже через секунду снял, не обращая внимание на слабые попытки Леи сопротивляться.
А дальше начался ад. Он поднял ее на ноги и тут же завернул во что-то обжигающее холодом. Хвала богам, сознание моментально уплыло в заоблачные дали, не дав ей умереть на месте. В следующий раз Лея очнулась от того, что ее голову приподняли и к губам прижали край кружки.
— Пей. От этого тебе должно стать легче, — услышала она голос Асмунда и с трудом подняла веки.
Его лицо было так близко, а руки так крепко держали голову и прижимали к губам кружку, что отвернуться она не смогла. Волей-неволей пришлось глотать обжигающее горькое пойло. Лея закашлялась, и какое-то время он прижимал ее к себе и легонько похлопывал по спине. Но потом все равно заставил допить настойку до дна.
— Уна… Уна!.. Не уходи. Мне нужен твой совет. Уна… Зачем вы так со мной поступаете?..
Лея понимала, что бредит, что всего этого не может быть на самом деле. Да и было это так давно, что, казалось, в прошлой жизни. С тех пор она успела выйти замуж и даже потерять все, что имела. Но почему-то сейчас она снова оказалась дома, в родных стенах, где вокруг были враги.
— Вива, ты где? Помоги мне…
Вива, чертовка, где-то шляется. Сколько можно ее звать? И что тут делает Кнуд? Не надо! Он снова хочет ударить ее.
— Нет! — крик срывается с губ, горло прожигает каленым железом. — Нет! Не делай этого!..
Пусть только уберет руки, не трогает ее. Она его не хочет, он ей противен, как мужчина…
— Тише, тише… Тебе ничто не угрожает.
Этот голос принадлежит не Кнуду. Тогда кому? Он кажется ей знакомым, только, никак не получается вспомнить, чей он. Обычно он не такой — глубокий, волнующий. Лея привыкла слышать его грубым и холодным. Но это все тот же голос.
— Черт! Жар не спадает…
Не надо оставлять ее одну. Прижиматься к чему-то большому и теплому так приятно, а теперь ей опять плохо. Все покинули ее. В этом огромном мире у нее нет ни единого друга. Родители, и те отвернулись. А Брадн, ее брат, с которым их столько связывало, предал ее, обрек на ненавистное замужество.
— Бранд, как ты мог?! И где ты сейчас?..
