Сменив надменно-вызывающий тон, приват-доцент начал пространно отвечать на вопросы журналиста и даже решился на откровения.
Характеризуя кайзера, он говорил: «Император Вильгельм — прекрасный экземпляр человека, но никуда не годный монарх, колосс на глиняных ногах, Навуходоносор». Кронпринца немецкий учёный называл «сосунком прокислого молока» и добавлял: «Его у нас терпеть не могут».
Слушая, как пленный немец критикует государственный строй Германии, монархию и знать, «сидящую в помещичьих усадьбах, набивающую свои карманы и полощущую глотки вином», можно было подумать, что это философ-марксист, настоящий революционер, заботящийся о судьбе пролетариев мира.
Разглагольствуя далее, немецкий философ замечает, что «мир ещё слишком полон рабов, чтобы могло совершиться что-нибудь великое. Даже Германия заражена рабством мысли». Он считает, что необходимо выбросить эту ветошь, а начало войны с Россией — преждевременно. «Да, — говорит он, — через 10–12 лет вы увидели бы, на что способен немец, свободный от предрассудков и абсолютного чувства человечества. Торжество Германии должно быть неотвратимо».
Журналист, удивлённо глядя на интеллигента в очках, облачённого в армейскую форму немцев, недоумённо спрашивает:
— Вы так уверены в своей победе?
— Конечно! — восклицает пленный профессор. — Я уверен в победе. Но мы говорим о разных победах. Я, пожалуй, готов допустить, что в военной победе Германии можно усомниться, может, Германия будет раздавлена, но мы поднимемся к ещё большей мощи. Все вы, славяне, латины, англичане, все вы, представляющие в мире разнузданную некультурность, потеряете в борьбе все ваши силы и не в состоянии будете противиться в дальнейшем организованным влияниям, потому что война не кончится, когда армии разойдутся по домам! После этой войны начнётся другая война, ещё более беспощадная, которую мы будем вести с вами после заключения мира. Рано или поздно вы попадёте к нам в руки. Не так скоро, но это случится. Это неизбежно. У вас кровь ударяет в голову, и вы тогда теряете самообладание и лезете драться, как бешеные. А когда вы успокоитесь, вы все впадёте в вялую леность, в детскую беспечность, вот тут-то мы вас и подстережём!
Слушая эти речи пленного немецкого профессора, наверное, русский журналист, мой соотечественник, пришёл к выводу, что перед ним сидит либо сумасшедший, либо великодержавный шовинист, либо расист-фанатик, одолеваемый бредовыми идеями, которого следовало бы подлечить у психиатра.
Меня всё это сбывшееся через 26 лет пророчество махрового фашиста потрясло.
Перечитывая эту статью, я думала, что ждёт нас, представителей «диких туземных племён» Кавказа, если учёный профессор-немец ещё тогда, в 1915 году, будучи в положении пленника, с такой дикой ненавистью и презрением говорил о славянах, латинах и англичанах, до цивилизации и культуры которых нам ещё далеко. И у меня, как у большинства простых смертных, далёких от политики и интересов вождей, глядя на происходящее, болела душа за всю страну, за наших многострадальных людей. И эта боль, смешанная со страхом, усиливалась от сознания того, что враг стучится уже у ворот нашей маленькой горной страны, чтобы, распахнув их, ринуться в Закавказье, а оттуда к странам Ближнего и Среднего Востока — за их богатствами.
Почему-то мне казалось, что в нашей военной историографии битве за Кавказ не придавалось особого значения. Где-то недавно мелькнуло известие, что вермахт готовился к битве за Кавказ задолго до сорок первого года.
Я о том, как разведывательные органы фашистов под видом спортсменов и туристов засылали в наши горы своих агентов, как те «альпинисты», «горнолыжники», «скалолазы» изучали и заносили на топографические карты не только гужевые, пешеходные дороги с крутыми перевалами, ведущими к черноморскому побережью и долинам Грузии, но и заброшенные козьи тропы.
Теперь мы знаем, что для действий в горах Кавказа формировались специально обученные и натренированные войсковые части.
Несмотря на первое поражение под Смоленском, катастрофу под Москвой, безуспешные попытки смять сопротивление защитников Сталинграда, Гитлер не терял надежды на успех.
Хотя он и раздробил силы, что привело к неудачам, но всё-таки Белоруссия, Украина, Дон, Кубань, Крым, Ставрополье, весь Северный Кавказ к осени сорок второго были под флагом с фашистской свастикой.
Заветной мечтой фюрера были и оставались нефтеносный Восточный Кавказ и Закавказье, где, заправив технику горючим, можно сделать бросок к странам Ближнего и Среднего Востока. И оттуда грозить не только Великобритании, но и всему миру.
Учитывая важность и сложность этого направления, к лету сорок второго вермахт создаёт в регионе начала этого пути группу армий «А». Командование этой группой Гитлер возложил на своего бывшего учителя — фельдмаршала фон Листа.
В эту группу входило пять армий.
В 1-ю танковую, предназначенную для действий на Кавказе, которой командовал интеллигентный генерал фон Клейст, входило одиннадцать дивизий. Из них три отборные танковые.
В специальный горнострелковый корпус входили две альпийские и две легкопехотные дивизии, предназначенные для действий в горах.
Специальные части были подготовлены для проведения операций на Каспийском море, с созданием военно-морской базы в столице Дагестана Махачкале, разумеется, после захвата Терского рубежа и оккупации Грозного.
В ходе действий все эти силы должны были подкрепляться крупными дивизиями, такими как «Великая Германия», «Бранденбург», такими полками, как «Адольф Гитлер», не говоря о специальных тыловых армейских подразделениях и специальных командах, предназначенных для работы на нефтяных
