тем местом, где они лепят свое гнездо, они не обращают на меня никакого внимания и занимаются усердно своим трудом. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы они хоть чуточку удовлетворили мое любопытство своей голосистой трелью, как они это делают на рассвете, возвещая миру о наступлении очередного дня. Нет, сейчас им действительно некогда развлекать меня. Им, как и людям, надо спешно строить собственное жилье. Это только ночью они могут позволить себе отдых на привычном месте, на лестничной перекладине, что стоит тут же рядом, на расстоянии вытянутой руки. Только в это время суток я могу налюбоваться ими вдоволь и вести тихую беседу. Они слушают меня и, кажется, все понимают.
Не в силах оторваться, я подолгу завороженно наблюдаю за поведением ласточек. Они лепят гнездо прямо над моей головой, где я обычно сажусь за столик с книжкой или с кружкой чая, так что у меня бывает такая возможность в любой час, в любое время суток.
Поражаюсь трудолюбию этих маленьких комочков, мелькающих перед глазами, только и поспевай за ними. И откуда они достают мокрую глину вперемешку с соломинками в нынешнюю засушливую пору? Наверное, с речных пойм.
Иногда мне кажется, что они настолько охвачены инерцией своего полета, что теряют друг друга, возвращаются в одиночку. Если самка, быстро справившись со своим делом, тут же улетает обратно, то самец, как правило, на какое-то время усаживается на телефонном кабеле, протянутом с улицы в нашу кухню, и оглашает двор и всю улицу своим, только ему понятным птичьим голосом, зовя подружку. Но это продолжается недолго. Ласточки вообще существа непоседливые. Проходят какие-то минуты, и они опять подлетают вместе, и пока одна занимается лепкой, другая выжидает, прилепившись рядышком к стене.
Потом она пропадает надолго высиживать яйца, он – терпеливо ждет в одиночестве, на той же лестничной перекладине. Ему нет места в том домике. Разве только на самом краешке. Там протекает чудодейственный процесс рождения новой жизни.
Однажды лестницу убрали. Соседи попросили – ремонт затеяли. В ту ночь бедняга долго выбирал себе местечко где-то рядышком, пока не удалось как- то зацепиться за голую кирпичную стену.
Мне захотелось хоть как-то помочь отцу семейства, утром сажаю в стену пару гвоздей и жду вечера. Велика сила привычки: маленькая птичка игнорирует мои услуги и по-прежнему долго и упорно трепещет крылышками, пока не нащупает под коготками опору на голой стене между кирпичной кладкой.
Но это не останавливает меня, я придумываю новый способ: приделываю на эти гвозди фанерную дощечку. С вечера этот комочек по привычке еще долго барахтается по стене, а уже ночью, к своему величайшему удовлетворению, обнаруживаю, что птичка удобно умостилась на новом, просторном месте.
И вот наконец появился первый выводок – пять клювастых и писклявых головок. Вначале они сидели в своем гнездышке тихо, незаметно, не выказывая себя ничем, пока взрослые летают за пищей. А у последних намного прибавилось и хлопот, и забот: шутка ли, прокормить пять ненасытных ртов. От раннего рассвета и до поздних сумерек эти существа не знали покоя и отдыха. С появлением потомства и самке пришлось уступить гнездышко и подыскать себе новое место для ночлега. Не знаю, в силу какого инстинкта, но она точь-в-точь повторила действия самца: несколько ночей провела, провисая на стене в неудобной совсем позе, и все никак не хотела устроиться на удобном месте, где самец уже чувствовал себя вольготно и привычно. Что он только ни делал, чтобы усадить свою половинку рядышком: то перебегал короткими шажками с одного конца дощечки на другой, уступая ей место, то щебетал какую-то непонятную речь, то зависал рядом с ней в той же неудобной позе, срывался, возвращался обратно, проделывал другие замысловатые трюки. И так помногу раз, пока не добился своего.
Весь световой день мои постояльцы заняты заботой о потомстве, прямо скажем, ненасытном. А те день за днем проявляют все больше и больше нетерпимости, высовывая головки с широко раскрытыми клювами, без конца требуя пищу. Это и понятно: птенцам надо расти и набираться сил. Иногда мне кажется, что какой-нибудь из них вот-вот выпадет из гнездышка. Но, говорят, что они предусмотрительно крепко связаны друг с другом.
И вот наконец один из них выпорхнул прямо на моих глазах. «Сейчас больно ударится об землю, разобьется!» – волнуюсь я, в растерянности не зная, что тут можно предпринять.
К счастью, мои опасения оказались напрасными. Этот маленький комочек покружил прямо над моей головой, уткнулся раз-другой в стену, но удержался на еще неокрепших коротких крылышках и благополучно возвратился в гнездышко.
С этого дня и начался процесс переселения в самостоятельную вольную жизнь. Видели, как трясется заботливая мать над ребенком, который пробует первые шаги? Конечно, видели. Все мы прошли через это. Нечто подобное происходило и с птенцами. На какой-то момент взрослые перестали кормить уже оперившихся птенцов, все так же подлетали, но когда те по привычке, с разинутыми ртами, все разом подавались вперед, разворачивались и кружили по двору, увлекая их за собой.
Первым выпорхнул из гнездышка тот, который уже раз опробовал свои силы. За ним – второй, третий, четвертый… Только один, по всей вероятности самый слабый, никак не решается оторваться от насиженного места. Взрослые особи какое-то время через раз продолжают его подкармливать, не прекращая своим парением попыток вызволить его из гнездышка. Несколько раз, как мне показалось, птенец даже получил трепку за непослушание. Ласточка набросилась на него, растопырив крылья, так что с него полетели мелкие пуховые перышки. Птенец после этого долго не показывался, но, видно, инстинкт самосохранения взял верх. Он снова, как ни в чем не бывало, пристроился на краешек гнезда и заверещал тонким, голодным писком.
Так прошло еще несколько суток. Я уже решил было, что дело это безнадежное, как ранним утром обнаружил на той дощечке, которую я соорудил, все