которую он сначала принял за катаральный приступ, но вскоре убедился, что это не что иное, как сильный аппетит, такой сильный, какого он не чувствовал еще ни разу после парижского лечения.
— О! — сказал он и, позвав буфетчика, заказал себе сытный обед.
Исправно покушав, да так, как давно не едал, мистер Браун пришел в совершеннейший восторг.
— О, как это хорошо — плавать по морю! Это лучшее лекарство от сплина! Я чувствую, что выздоравливаю.
В следующие дни наш меланхолик продолжал кушать так же много и так же исправно переваривал съеденное, постоянно приговаривая:
— О, мореплаванье! О, какая это прекрасная вещь!
Отец семейства кушал и толстел, а жена и дочери его никак не могли отделаться от морской болезни и с каждым днем все более худели и слабели.
Мистеру Брауну было в это время лет около пятидесяти. Это был широкоплечий, черноволосый мужчина с серыми глазами, сверкавшими из-под густых бровей. Во рту у него все зубы были еще целы и сохранились вполне удовлетворительно.
По прибытии в Вера-Крус мистер Браун был очень огорчен, что пароход не может тотчас же пуститься в обратное плаванье, а должен пробыть в гавани дней шесть. Для развлечения путешественник нанял на это время небольшую шхуну и совершил на ней недальние поездки по окрестностям.
Наконец пароход «Нил» лег на обратный курс, и мистер Браун благополучно вернулся в Саутгемптон.
На другой же день неутомимый путешественник сел на другой пароход, «Галифакс», отходящий в Нью-Йорк, и опять потащил за собой свое несчастное семейство. Дорогой сделалась сильная буря, миссис и обе мисс Браун едва не умерли от страха и морской болезни, а мистер Браун преспокойно кушал по пять раз в день и жил в свое удовольствие, с каждым днем испытывая все большее и большее пристрастие к мореплаванию.
Целых два года наш космополит носился по волнам, побывал в Сиднее, Иокогаме, Сан-Франциско, Панаме, Бомбее — одним словом, во всех главнейших портах мира. Единственное, что его огорчало, — это остановки. Если можно было бы придумать такой пароход или корабль, который бы плавал без остановок, мистер Браун готов был отдать изобретателю половину своего состояния. Он даже не прочь был встретиться с легендарным «Летучим Голландцем» и пересесть на него.
Наконец мистеру Брауну пришла гениальная мысль: пароходы ходят очень быстро и потому остановки очень часты, не лучше ли пересесть на парусное судно? Парусные суда ходят медленнее и больше времени проводят в пути, а мистеру Брауну только этого и надо.
И вот он отыскал в Лондоне трехмачтовый бриг, шедший в Демерару.
Ему было решительно все равно, куда ехать, лишь бы не сидеть на одном месте. Он нисколько не заботился о том, что это вечное плаванье по морю вредно сказывается на здоровье его жены и дочерей, что они с каждым днем все больше чахнут и худеют. Мистер Браун не колеблясь приносил их в жертву своему эгоизму, оправдывая это желанием сохранить и продлить драгоценные дни главы семейства.
Трехмачтовый бриг назывался «Карл-Альберт». Это было старое генуэзское судно, купленное одним англичанином-арматором и предназначенное исключительно для перевозки угля в Гвиану. Экипажа на нем было семь человек, не считая капитана, подшкипера и юнги. Снаряжение корабля было самое первобытное, комфорта внутри — никакого. Прельстившись хорошей платой, капитан кое-как приспособил каюту для пассажиров, и мистер Браун остался очень доволен.
Нагруженный выше всякой меры, «Карл-Альберт» шел тяжело и медленно, глубоко оседая в воде. Мистер Браун блаженствовал, поедая свежие припасы, нарочно для него взятые на корабль.
В первый месяц все шло прекрасно, и «Карл-Альберт» благополучно прибыл на то место, где 54° западной долготы пересекается с 7° северной широты. Капитан уже собирался взять курс прямо на Демерару, как вдруг на корабле (конечно, от ветхости) открылась сильная течь.
Экипаж бросился к помпам, капитан старался искусными маневрами спасти бриг и боролся с бедой целую неделю. Однако к концу этого срока «Карл- Альберт» напитался водой, как губка, и час его подоспел: он стал тонуть. Матросы и мистер Браун с семейством спаслись на шлюпке, и через полчаса бриг исчез под водой.
Мистер Браун не пришел в уныние. Ему было все равно, на чем плыть, лишь бы плыть. Испуг его жены и дочерей не трогал его нисколько. Он улыбался и говорил «all right»[15].
