все стихло.
Робинзоны заснули.
Глава XII
Ночи на экваторе очень длинны, и европеец с трудом привыкает к ним. Для него медленные часы кажутся нестерпимо томительными. Темнота стоит непроглядная; утреннего рассвета и вечерних сумерек не бывает — и так круглый год, с 1 января по 31 декабря. Температура всегда одинаковая; нет там прелестных осенних вечеров, нет и очаровательных летних утр. Путешественник, ложась вечером спать и проспав 7–8 часов, начинает ворочаться с боку на бок, потому что спать ему уже больше не хочется, а вставать еще рано: совсем темно.
Хотя робинзоны уже привыкли к длинным равноденственным ночам, однако на этот раз и им ночь казалась бесконечной. Это происходило оттого, что на душе у них было неспокойно. Никому не спалось, и они долго ворочались в своих гамаках, пока наконец на них не сошел освежительный сон. Лишь ко времени дежурства Ломи они успокоились наконец и заснули.
Негр сел на корточки и, не спуская глаз с костра и второй хижины, чутко прислушивался к малейшему звуку в лесу.
Прошло с четверть часа после того, как он принял дежурство. Вдруг негру показалось, что от деревьев отделилась какая-то темная тень и направилась к полянке, освещенной догоравшим костром.
Тень имела длинную форму и остановилась как раз на той черте, где кончался свет, отбрасываемый костром. Она внимательно разглядывала хижину. Тень эта, по-видимому, не могла принадлежать человеку; скорее, она принадлежала какому-то большому четвероногому.
— Гм!.. Гм!.. — бормотал про себя Ломи. — Что это за зверь такой?
Матаао подполз к негру и хотел броситься вперед.
Тень сделала еще пару шагов вперед, и тут Ломи заметил у нее длинный пушистый хвост, которым она махала в обе стороны.
Негр улыбнулся во весь свой огромный рот, взял ружье и осторожно, чтобы не щелкнула пружинка, взвел курок. В это время костер вдруг вспыхнул ярче и осветил большого муравьеда, который, по-видимому, находился в припадке сильного восторга: он усиленно махал хвостом, выражая этим, по привычке всех муравьедов, большую радость и удовольствие.
— Что тебе здесь надо, муравьед? — шепотом разговаривал сам с собой Ломи. — Муравьев для тебя здесь нет, если же ты пойдешь дальше к хижине, я тебя застрелю. Ступай-ка лучше назад.
Ломи прицелился в муравьеда и собрался уже выстрелить, как вдруг увидел шагах в двух позади животного другую фигуру, на этот раз человеческую. Видел он ее, впрочем, не более одной секунды — тень появилась и тотчас же исчезла.
Одновременно со стороны реки послышалось громкое тревожное гоготанье. То кричал подаренный индианкой гусь. Затем грянули два выстрела.
Негр без колебаний выстрелил по муравьеду. Животное подпрыгнуло на месте, встало на задние ланы, бросилось прочь и скрылось в темноте.
Храбрый Матаао кинулся было следом, но Ломи позвал его назад легким свистом. Послушный пес сейчас же остановился.
Робинзоны вскочили, поспешно вооружились, спросонок, не говоря ни слова, и спокойно, хладнокровно заняли оборону.
Неподалеку раздался крик обезьяны-ревуна. Так всегда кричит эта обезьяна, когда чем-нибудь напугана.
— Это Анри, — тихо сказал Робен жене. — Не бойся, дорогая, все благополучно.
Затем он обратился к негру с вопросом:
— В кого ты стрелял, Ломи?
Негр в это время снова заряжал свое ружье.
— Я стрелял в муравьеда, — отвечал он, — за то, что он оказался слишком любопытен и обнюхивал хижину. Выстрелил я удачно. В муравьеда попал.
— Неужели правда тут был муравьед? В такой поздний час — это просто невероятно. Что ему тут было нужно?
— Не знаю, господин. Кроме муравьеда, я видел еще тень человека.
— Человека?
— Да, человека. И потом, я думаю, что этот муравьед — не муравьед вовсе.
— Я тоже думаю, что муравьед был не один.
