пасть аймары, а на животе — огромный цветок Victoria Regia, переданный с неподражаемой точностью.
— Наверное, это один из наших воров. Что касается эмблем, изображенных у него на теле, то мы заставим его объяснить их. По правде говоря, я буду очень рад узнать наконец, что все это значит.
Анри тяжело опустил руку на плечо индейца и сказал ему по-креольски:
— Вот что, парень, нам нужно будет посчитаться с тобой. Ступай-ка с нами на берег. Там мы решим, что с тобой делать.
Индеец даже бровью не повел. Он только открыл широкий рот, усаженный длинными острыми зубами, и произнес с необычайно важным видом фразу, которая совершенно ошеломила молодых людей.
— Я английский подданный! — сказал индеец, коверкая французские слова на совершенно английский лад. — Я вам приказываю оставить меня в покое. Я хочу беспрепятственно продолжать свое плаванье.
Глава XIII
Мистер Браун из Шеффилда, когда от него убежали негры-лодочники, бросив его одного с семейством на голландском берегу Марони, долго бесновался с пеной у рта, кричал, бушевал, грозя кулаком кому-то в пространство.
— Фрегат!.. Два фрегата!.. Броненосец!.. Я скажу консулу — он вызовет целую эскадру ее величества, и вас накажут. Я английский подданный. Британское правительство никогда не оставляет безнаказанными обид, наносимых британцам…
Обыкновенно во время плаванья Питер Браун бывал очень молчалив, но кроток и безобиден, как человек, который замкнулся в своем крошечном «я» и которому нет никакого дела до окружающих. Жил он исключительно утробными интересами и, кроме своего пищеварения, не интересовался никем и ничем, даже своим семейством.
Миссис Браун, мисс Люси и мисс Мэри, напротив, о себе не заботились нисколько, и единственным их желанием было, чтобы внутренности мистера Брауна пребывали в должном порядке. Мистер Браун был непоколебимо убежден в преданности своего семейства и потому, не стесняясь, таскал с собой жену и дочерей по всем морям земного шара.
Бедные дамы подчинялись всем мучениям этого безостановочного странствования. За такие мучения они старались вознаградить себя тем, что всячески заботились друг о друге и трогательной взаимной привязанностью поддерживали друг в друге бодрость духа.
Миссис Браун была молодая, хорошо сохранившаяся красивая женщина и казалась скорое старшей сестрой, чем матерью своих дочерей. Она, хотя и была замужем за маньяком, тем не менее была женщина умная, добродетельная и отлично образованная.
Со времени превращения ее мужа в какого-то меланхолического, или, вернее, катарального, Вечного жида она в условиях подневольных странствий сама постаралась дополнить образование дочерей и много читала с ними. Мисс Люси и мисс Мэри были вполне развиты в нравственном отношении и вдобавок прелестны по наружности. Одной было девятнадцать лет, другой — восемнадцать. Обе были белокурые, с прелестными светло-пепельными волосами, но при этом у обеих были темно-карие глаза, что делало их красоту в высшей степени оригинальной. Руки у них были маленькие, ноги тоже, что у англичанок встречается крайне редко.
И мать, и дочери от беспрерывного путешествия сильно похудели и побледнели; впрочем, для того чтобы поправиться, им стоило бы лишь немного отдохнуть. Они объехали столько разных стран и испытали столько всевозможных приключений, что теперешнее их положение казалось им не особенно ужасным. Они смотрели на него, как на самое обыкновенное дорожное приключение.
Другие женщины на их месте пришли бы в отчаяние, но они готовы были, пожалуй, даже радоваться приключению, избавлявшему их от качки, если бы только не боялись, что оно вредно отзовется на мистере Брауне. Здоровье главы семейства было для них делом священным. Они скорее умерли бы от страданий, но никогда не произнесли ни одной жалобы.
Убежавшие негры были все-таки настолько честны, что не тронули ни вещей, ни провизии англичан. Эти взрослые дети честны на свой лад. При случае они не считают бесчестным нарушить данное обязательство, если оно вдруг покажется им слишком тяжелым, но зато никогда ничего не украдут. Не было случая, чтобы негр-бони или негр-боши украл у кого-нибудь деньги. Редко бывало и то, чтобы они воспользовались чужой провизией, разве уж совсем в крайнем случае, когда им больше негде взять.
В конце концов, у Питера Брауна была хижина, совершенно достаточная для убежища ему и его семейству, были гамаки и провизия. Так как дождливый сезон кончился, то опасаться дурной погоды не приходилось. Но мистер Браун об этом и не думал вовсе, его заботило совсем другое. С тех пор как ему пришлось высадиться на берег, как только он перестал чувствовать в желудке приятное щекотание вследствие корабельной качки, он сделался злобным, как бульдог. Ни кроткие увещевания миссис Браун, ни нежные ласки дочерей не могли укротить англичанина, в котором желудок вытеснил собою сердце.
Итак, мистеру Брауну, как он ни бился, приходилось отказаться от «нэвигейшен», от плаванья, и это его бесило.
