Этому крику ответил другой — яростный, дикий.
— Это что такое? — спросил встревоженный Бенуа.
— Ах, уж лучше и не говори, — отвечал Бонне. — Сущая беда. Наши краснокожие друзья словно с ума сошли, взбесились.
— Что с ними?
— Вот увидишь. С их пиаи[9] случилось несчастье.
— Большое?
— Очень большое: он умер.
Бывший надзиратель отвратительно выругался.
— Если он издох, нам беда.
— Ну, до беды еще далеко.
— Вот и видно, что ты их совсем не знаешь. Тебе неизвестно, что индейцы не считают смерть делом вполне естественным, даже если причина им совершенно ясна и понятна. Они не допускают и мысли, что человек может отправиться к праотцам, если на него не напустят какого-нибудь колдовства, которое обыкновенно приписывается или врагу, или соседу, или даже чужестранцу, которому племя оказало гостеприимство.
— Если это так, то мы крепко влипли.
Крики и вопли индейцев становились все громче и громче. Воины Акомбаки бегали, как безумные, резали себе ножами лица и грудь, кровь текла по их телам и падала на землю обильным алым дождем.
— Они непременно привяжутся к нам. Надо на всякий случай приготовить оружие.
— Да расскажи, но крайней мере, в чем у вас тут дело! Надо же мне знать, как быть дальше.
— Случилось вот что, — сказал Бонне. — Часа два тому назад, не более, приходит к нам пиаи и просит табаку и водки. Отказать было, конечно, неловко: эти скоты нам еще нужны пока.
— Это верно. Продолжай.
— Ну, дали мы ему пачку табаку и бутылку водки. Пиаи отправился к вождю, и они вдвоем начали возлияния, не заботясь о своих товарищах.
— Да ну же, рассказывай скорее, не тяни. Ты просто поджариваешь меня на медленном огне.
— Если ты меня будешь перебивать и торопить, собьешь с толку, и я потеряю нить рассказа. На чем, бишь, я остановился? Да. Ну, пили они вдвоем и курили. Пиаи передал бутылку вождю и с раскрытым ртом дожидался, когда тот напьется и настанет его очередь, как вдруг упал на землю, перевернулся волчком, закатил глаза и, похрипев несколько секунд, скончался.
— И только?
— И только. Но ведь он умер, умер, понимаешь ты это? Тогда вождь допил один всю водку, разбил бутылку и принялся выть, как дюжина волков. Сбежались остальные индейцы, подняли колдуна, начали его трясти, растирать, но все было напрасно. Голова его безобразно раздулась, губы распухли — в жизни я не видел ничего отвратительнее.
— Они вам ничего не сказали?
— Ни слова. Они только выли и царапали себе лица, совершенно позабыв о нашем существовании.
— Это странно и, по правде сказать, нисколько не утешительно. Будем держаться все вместе, не отходя друг от друга ни на шаг, и смотреть в оба.
Бенуа сказал сущую правду, что индейцы не смотрят на смерть как на явление вполне естественное.
Укусит кого-нибудь из них змея — это завистливый сосед принял образ змеи и укусил его, чтобы причинить смерть. Этого соседа необходимо убить тоже, чтобы душа покойника получила успокоение. Упадет ли кто с дерева и сломает себе спину, умрет ли от оспы или белой горячки — в каждом случае требуется очистительная жертва. Чаще всего жертвой бывает какой-нибудь чужестранец или индеец из враждебного племени, или домашнее животное — все равно, лишь бы была жертва.
Индейцы обратили внимание, что белый вождь вернулся. Акомбака взял саблю и в сопровождении своих воющих товарищей двинулся к европейцам, которые приняли оборонительные позы.
— Успокойтесь, — сказал Бенуа товарищам. — Наше положение далеко не отчаянное, даже напротив.
Индейцы экваториальных стран Америки вообще питают к европейцам большое уважение и редко осмеливаются на них нападать. Этот почет основан на мнении, будто все европейцы более или менее «пиаи». Индейцы видят, что европейцы умеют перевязывать раны, находят дорогу по компасу, умеют обращаться с такими инструментами, о которых индейцы даже понятия не имеют, — и вот причина, почему белые люди считаются искусными в
