— Правда твоя, мой краснокожий друг, — сказал тогда Бенуа, — и я готов признать, что ты молодец.
С удава пиаи содрал кожу, чтобы сделать из нее себе торжественное облачение, потом носильщики подняли свою печальную ношу, и шествие двинулось дальше.
Кровавый след становился все заметнее. Майпури, очевидно, была тяжело ранена. Она часто останавливалась, пытаясь вынуть из раны стрелу, которая колола ей тело. Остановки эти были заметны по особенно обильным пятнам крови на траве. В пятистах метрах от места происшествия нашли стрелу, которую майпури удалось наконец выдернуть из раны, а еще через несколько шагов увидали саму майпури, которая лежала без движения на дне довольно глубокой ямы. Детеныш майпури лежал рядом с матерью и тоже был мертв. Очевидно, они упали в ров и оба убились до смерти.
Индеец торжествовал.
— Майпури вкусна, — сказал он, — а детеныш ее еще вкуснее… Мы отлично попируем.
Зато Бенуа и его товарищи призадумались.
Ров находился как раз на половине дороги до первой горы. Бенуа невольно подумал о том, что, не попадись в эту яму тапир, быть бы в ней ему, Бенуа, как первому, шедшему впереди.
Очевидно, что яма была вырыта нарочно: это была западня для диких зверей. Имела она форму усеченной пирамиды, то есть вверху была уже, а внизу шире, так что попавшее в нее животное никоим образом не могло выбраться из нее по наклоненным в обратную сторону стенкам, даже если бы оно и не наткнулось на воткнутые в дно ямы колья.
Над отверстием еще видны были остатки фальшивого пола, искусно прикрытого землей и травой, так что западню не заметил бы даже самый опытный глаз.
Бенуа припомнил грозные оборонительные меры, воздвигнутые таинственными обитателями берега реки: поваленные деревья, флотилию змей, золотые стрелы.
Ему показалось, что между этой ямой и теми мерами существует связь, и он попытался это выяснить, обратившись с расспросами к вождю индейцев.
— Послушай, вождь, — сказал он, — не можешь ли ты мне сказать, кто вырыл эту яму?
— Индейцы, — отвечал тот с уверенностью.
— Как ты это узнал?
— Потому что у белых людей железные инструменты, а у краснокожих только деревянные. Железный заступ режет землю, как сабля, а деревянная лопата разрывает ее.
— Так. Стало быть, в этой стороне есть индейцы?
— Индейцы есть везде, — гордо отвечал вождь. — Им принадлежит все — земля, лес, вода и небо.
— А к какому племени принадлежат эти индейцы, не можешь ли ты мне сказать?
— Можешь ли ты, увидав дерево, срубленное белым, сказать, к какому племени принадлежит этот белый?
— Твоя правда, вождь. Я сказал вздор.
Вся толпа остановилась у ямы; труп умершего пиаи положили на скалу; его странствованиям еще далеко было до окончания.
Один из индейцев, имевший хорошо отточенную саблю, спустился в яму по веревке от своего гамака. К этой веревке он привязал мертвого детеныша майпури, которого немедленно вытащили на поверхность, а сам занялся разделкой на части взрослой майпури; весила она килограммов триста и была ростом с огромного быка. Американский тапир, или майпури, самое большое животное в Южной Америке. Это животное при всей своей силе и величине очень добродушно, но движения его исключительно неуклюжи, неповоротливы, так что не дай бог встретиться с ним на узкой дорожке; тапир идет вперед, не разбирая, и может задавить человека, вовсе даже не имея такого намерения.
Если тапира приручить смолоду, то он полностью привыкает к человеку. В Кайенне тапиры преспокойно разгуливают по улицам и сами находят дома своих хозяев, за которыми ходят, как собаки.
Индеец принялся разделывать убитую майпури. Дело было нелегкое ввиду размеров туши и заняло не меньше двух часов; когда он вылез наконец из ямы весь в крови, два куска мяса уже жарились на угольях.
Индеец подошел к своему вождю и подал ему какой-то предмет.
То было странной формы ожерелье, подобного которому Бенуа ни разу не видел. Очевидно, оно принадлежало кому-нибудь из тех, кто рыл яму.
Акомбака рассматривал ожерелье с любопытством и вместе с тем с некоторым страхом.
— Ты сейчас меня спрашивал, кто вырыл эту яму, — сказал он, обращаясь к Бенуа (голос его был тих и робок). — Теперь я могу тебе сказать: яму вырыли индейцы-арамихо.
К этому времени поспело жаркое, и началась обильная трапеза.
— Арамихо? — переспросил Бенуа с набитым ртом. — А я думал, что этого племени уже не существует.
— Нет, кое-кто из них еще жив, — продолжал Акомбака с прежней дрожью в голосе. — Они страшные!.. Они все — великие пиаи.
