ferox.
Гвианские индейцы вообще довольно безобидны. Встречного путника они принимают обычнно без особой сердечности, но и не враждебно, причем обмениваются с ним ничего не значащими приветствиями. Белых они уважают и чуть-чуть побаиваются, потому что у белых есть не только табак и водка, но и ружья.
В другое время встреча с индейцами не имела бы для Шарля никаких последствий. Но, к несчастью, Шарль не был обыкновенным белым. Вооружение у него было индейское, одежда сшита из грубой материи, руки и лицо — смуглые от загара. При виде Шарля индейцы крайне удивились.
Что это за человек? Белый? Метис? Индеец?
Они обратились к нему с вопросом, на который тот, не зная их языка, не мог ничего ответить.
Сверх того, индейцы вспомнили рассказы об оякулетах, страшных белокожих, которые говорят на непонятном языке и живут особняком, всех презирая и ненавидя.
— Это оякулет! — догадался один из индейцев, едва осмеливаясь робко произнести это страшное слово.
Индейцы сначала притихли, но, сообразив, что перед ними лишь молоденький мальчик, а их восемь человек, воодушевились.
— Это оякулет! — загалдели они, ободряя себя собственным криком.
Шарль молчал. Это их воодушевило еще больше, хотя он не выказывал робости, а Кэт сердито скалил зубы и ворчал.
Индейцам хотелось убедить себя, что Шарль — их враг, и это им, конечно, удалось. Человек всегда может убедить сам себя, в чем хочет.
Итак, Шарля приняли за оякулета. К нему потянулись враждебные руки. Он оборонялся. Завязалась борьба, в которой он, конечно, не мог победить. Кэт ворчал, но не заступался за своего господина. Перед тем как отправиться в путь, индейцы надушились растением кози-кози и тем застраховали себя от нападения кошачьих.
Молодого робинзона повалили, и, вероятно, ему пришлось бы плохо; несмотря на то что рубашка его в борьбе разорвалась и совершенно белое тело свидетельствовало о его европейском происхождении, индейцы упорно продолжали считать его за оякулета. Они намеревались его замучить и умертвить. Голодные индейцы бывают очень свирепы.
Неожиданно они обратили внимание на весьма оригинальное ожерелье, надетое на шею их жертвы. Должно быть, это ожерелье, принадлежало великому пиаи, потому что оно возымело необыкновенно сильное и совершенно неожиданное действие.
А между тем в ожерелье не было ничего особенного. Оно состояло из двенадцати хорошо отесанных камешков величиной с вишню, к середине ожерелья был привешен золотой самородок величиной с мизинец.
Ожерелье прежде принадлежало Жаку, который на прощанье подарил его Шарлю, сказав, что это самая дорогая для него вещь, и попросил, чтобы Шарль носил ожерелье не снимая, в память о нем, Жаке.
Надев ожерелье, Шарль не придал ему никакого значения, он и предположить не мог, что оно когда-либо сослужит ему службу. Суеверие было чуждо робинзонам гвианской уединенной засеки; воспитанные отцом в здравых понятиях, они не верили ни в какие амулеты. Шарль надел ожерелье из желания угодить своему краснокожему другу.
И хорошо сделал юноша, что стал постоянно носить ожерелье. Индейцы увидели талисман и прониклись к пленнику глубочайшим уважением. Обращаться с ним сразу стали иначе. К нему стали относиться необыкновенно почтительно, но свободы ему все-таки не возвратили. Напротив. Руки его оставлены были свободными, но ноги ему связали как раз настолько, чтобы он мог ходить, но не мог убежать.
Они хотели отвезти его к Акомбаке в надежде, что при виде пиаи гнев вождя смягчится и он простит дезертиров, а пленника оставит у себя. Шарлю грозила участь войти в состав племени эмерильонов, сделаться индейцем.
Благодаря относительной свободе, предоставленной ему, Шарль имел возможность написать на листе кози-кози записку о своем положении и утешить родных.
Шарлю хотелось удержать при себе ягуара, но индейцы не допустили этого. Правда, они не противились открыто, но так обильно натерли себе тело соком кози-кози, что Кэт не мог превозмочь отвращения и убежал домой.
Вдогонку убегающему ягуару кто-то пустил стрелу, которая заставила Кэта ускорить свой бег.
К своим товарищам индейцы явились как раз вслед за освобождением робинзонов. На поляне была суматоха. Акомбака лежал мертвый, а Бенуа был жив, но лицо у него все распухло, и он тяжело хрипел.
Приближение нового отряда индейцев вызвало радость; особенно обрадовались индейцы, увидев талисман Шарля, которому и воздали необыкновенные почести.
Легкомысленные индейцы уже успели забыть своего бывшего вождя и думали об избрании нового; они уже предвкушали двойное празднование по случаю смерти одного и избрания другого. Этот другой в их мыслях был теперь не кто иной, как юный робинзон.
Юный робинзон, мальчик Шарль — в роли вождя объединенного племени эмерильонов и тиосов! Это ли не достойно удивления?!
Мальчик и был бесконечно удивлен, но тем не менее принимал все оказываемые ему почести с показным равнодушием. Да ему, по правде сказать, было и не до них. Он думал о своих родных, о том, как они должны беспокоиться о нем, о тревоге своей бедной матери.
