Впрочем, он с нетерпением дожидался утверждения своего избрания вождем, питая втайне мысль отвести своих новых подданных в жилище Доброй Матери и поскорее успокоить мать.
Во время суматохи при освобождении робинзонов из плена каторжники скрылись неизвестно куда; на сцене остался один Бенуа, едва подававший признаки жизни.
Шарлю стало жаль несчастного, и он велел индейцам привести его в чувство. Приказание исполнили неукоснительно и очень простым способом. Один из индейцев взял два куска кварца и начал ударять их один о другой, высекая искры перед самым носом больного. Это подействовало не хуже жженого пера и довольно быстро привело бандита в чувство.
На другой день он полностью поправился, и тут ходивший за ним индеец рассказал ему об освобождении белых, о смерти Акомбаки и об избрании нового вождя.
Последнее было ударом для Бенуа, который втайне рассчитывал сделаться преемником Акомбаки.
Но кто же этот новый вождь?
Бенуа пошел посмотреть на него и — обомлел.
Он узнал в Шарле одного из робинзонов.
— А! Еще один на моей дороге! — проворчал он. — Постой же, дружок, я раздавлю тебя, как комара.
Он собрал вокруг себя индейцев и начал убеждать их, что Шарль в вожди не годится, что он член того проклятого семейства белых, которое едва не попало в их руки. Бенуа и грозил, и убеждал, и упрашивал — ничто не помогло. Талисман Шарля был сильнее слов белого вождя. Белый вождь и так обещал уже слишком много, но пока еще ничего не исполнил. Обычные торжественные формулы вроде «Я все сказал; дух отцов моих слышал меня» не подействовали.
Бенуа хорошо знал индейцев и понял, что теперь он ничего не поделает с ними. Он решил временно удалиться от них в лес, но не слишком далеко от лагеря, чтобы на всякий случай иметь индейцев под руками и воспользоваться благоприятными событиями, если таковые наступят.
Свернув свой гамак и наполнив ранец провизией, Бенуа вскинул на плечи ружье и медленно направился к лесу.
Утверждение Шарля в новом сане назначено было на следующий день. Для него построили хижину, поместили его в ней и окружили почетным караулом.
Когда робинзоны предприняли атаку и были ослеплены дымом костра, индейцы кинулись на них и хотели предать их наказанию, но Шарль, вовремя узнавший отца и братьев, остановил эмерильонов. Вместо избиения последовала нежная сцена свидания Шарля с родными.
Тем временем госпожа Робен, Ангоссо, Казимир и вообще весь резервный отряд, не слыша шума в лагере индейцев, встревожились и вышли из засады взглянуть, что там происходит. Разумеется, им тоже пришлось принять участие в общей радости. Восторгу госпожи Робен не было пределов. Все обменивались торопливыми рассказами, и вдруг откуда-то из-за кустов грянул выстрел.
— Умри, Робен! — крикнул Бенуа.
Но упал не Робен, а Казимир, увидевший злодея и заслонивший друга своим телом.
Все кинулись к нему; пуля попала в грудь; кровь била из раны ключом; ранена была, безусловно, смертельно.
— Умираю, — прохрипел бедный негр. — Прощайте. Белый кум мой, дай твою руку… Вот так. Прощай навек. Не горюй обо мне, я довольно пожил… и рад, что умираю за тебя… Прощайте все!
Раненый раза три вздохнул и испустил дух. Робен закрыл ему глаза и поцеловал холодеющий лоб. Все встали на колени и с жаром прочитали молитву.
Злодей тем временем уже был далеко.
Глава XVII
Индейцы не мешали робинзонам предаваться скорби, к которой отнеслись с большим уважением, и даже стали помогать им в приготовлениях к похоронам. Одни устраивали гамак, который должен был служить мертвецу вместо гроба, другие носили пучки зеленых перьев для того, чтобы сделать покойнику мягкое ложе, третьи, наконец, строили из ветвей легкую хижину.
Настал день, а робинзоны так за всю ночь и не отдохнули, предаваясь своей безутешной печали. Один Андрэ на несколько минут отвлекся от
