В самом деле, эти яички быстро вызревают в окружающей среде; человек высиживает их, так сказать, сам. Через очень небольшой промежуток времени из яичек вылупляются личинки и наполняют собой носовую полость, ушные впадины, забираются в мускулы и, выедая их, отделяют кожу от костей; наконец, перед тем как им подвергнуться окончательному превращению, они прогрызают кожу в нескольких местах и выползают из нее, после чего, обратясь в настоящих мух, улетают прочь.
Несчастный неизбежно умирает, съеденный заживо.
Я видел одного такого больного в Сен-Лоранском остроге: все усилия врачей спасти его были тщетны. Правда, личинки удалось извлечь из тела, но они успели вызвать такое сильное воспаление по соседству с мозгом, что у больного случился менингит, которого он не перенес и умер.
— Но ведь это ужасно… Следовательно, и мы во время сна подвергаемся такой же опасности?
— Успокойтесь, дети: доктора утверждают, что муха-людоедка нападает только на тех людей, у которых нечистое, вонючее дыхание, которое ее привлекает так же, как обыкновенных мясных мух — запах гнилого мяса. На людей здоровых она почти никогда не нападает.
— И неужели, отец, так-таки нет никаких средств против этого бича? — спросил Анри.
— Именно бича, ты выразился метко. К счастью, эти случаи вообще очень редки. Доктора пробовали всевозможные средства: и скипидар, и хлороформ, и эфир, и бензин, — ничто не помогало. Этими средствами удавалось выгнать личинки целыми сотнями из тела больного, из ноздрей и ушей; особенно помогал бензин. При всем этом болезнь редко излечивалась, и то только в том случае, если ее захватывали в самом начале.
— Какая ужасная смерть! — сказал, содрогаясь, Эжен.
Ему вспомнилась агония Бенуа.
— Да, кара его постигла ужасная.
— Он был нашим злым духом. Только теперь мы можем вздохнуть свободно: у нас нет непримиримого врага. Он умер, а я свободен. Как жаль, что нет среди нас Казимира, что я не могу прижать к сердцу своего спасителя! Смерть этого доброго, честного старика отравила мне радость освобождения…
Теперь, дети мои, милые мои гвианские робинзоны, для нас настала новая жизнь. Мы потерпели крушение во время урагана, потрясшего наше дорогое отечество. Долгие годы страдали мы, скрываясь от преследований, как дикие звери, которые, впрочем, далеко не столь злобны, как некоторые люди.
Теперь нам не от кого прятаться, некого избегать. Зато и дела у нас прибавилось: теперь нам предстоит не только расчищать засеку и возделывать девственную почву, теперь у нас появилась новая, более высокая, цель, более важная миссия.
На здешней благодатной почве прозябают — именно прозябают — люди, стоящие на самой низкой ступени развития, но к развитию способные. Возьмемся же скорее за дело, дети мои! Приступим к просвещению темного люда, к ознакомлению его с нашей цивилизацией, к исправлению его нравственности. Это великая задача и вполне нас достойная. Употребим же все силы на то, чтобы по возможности довести до высочайшей степени благосостояния нашу новую родину, нашу экваториальную Францию!..
Часть третья
Девственный лес
Глава I
Лучи рассвета заиграли на вершинах девственного леса; стволы деревьев были еще погружены в тень.
Неподвижные листья, казалось, постепенно тонули в надвигавшемся на них море света, терявшего свой пурпуровый оттенок по мере того, как солнце выкатывалось из-за горизонта. Вот покраснели и средние ветви. Еще пара минут — и ночной мрак быстро побежал куда-то в пространство, гонимый солнечными лучами.
Утро наступало без малейшего ветерка, душное. День обещал быть невыносимо знойным.
На поляне громко заиграла труба.
Прииск проснулся.
Каждый день он просыпался по звуку трубы; раздавались веселые голоса, смех; рабочие выходили из палаток, им раздавались порции завтрака и, между прочим, хорошая порция водки, как предохранительное средство от лихорадки.
Рабочие прииска — негры, индусы и китайцы — подходили и получали свои порции. Впрочем, китайцы не торопились подходить и всегда уступали
