Гатьен де Полиньяк принес мне определенные документы. С их помощью я сумел расшифровать хитрый код, которым пользовались Челон и другой участник заговора. Случилось, если ваше величество позволит мне сделать подобное замечание, двойное чудо: считавшийся мертвым капитан вернулся к нам и, несмотря на все противостояния и опасности, с честью выполнил свою миссию – более преданного слугу, нежели этот мушкетер, вашему величеству нечего и желать.
Теперь мы совершенно точно знаем, что это Челон и его банда помогли бежать вашему сыну. Еще нам известно, что он присоединился к ним. Кроме того, могу сообщить вам, что эти преступники задумали, судя по поступившей к нам информации, кражу. В расшифрованных письмах мы нашли на этот счет упоминания о «черном Аполлоне» и «вине ислама».
Ваше величество может удивиться, что столь важный политический агент, как Челон, занимается столь обыкновенными кражами. Я предполагаю, что кража должна служить для финансирования дальнейших подрывов престолов или же с целью использовать средства (как бывало ранее) для издания трудов, порочащих честь вашего величества и других князей. Возможно, «кофе» – это просто очередной код, шифр в шифре, значения которого мы не знаем.
Если Челон действительно похитил саженцы этих растений, возникает вопрос, должны ли мы поставить об этом в известность Высокую Порту. Кроме того, следует полагать, что в этом деле замешана Голландская Ост-Индская компания. Челон и раньше работал на них. А кому еще может понадобиться похищать кофейные саженцы? Может быть, стоит расспросить на этот счет представителей компании в Париже? Это несколько деликатные дипломатические вопросы. Нижайше прошу ваше величество сообщить мне о принятом решении.
Однако это еще не все. От проверенного шпиона мы получили сообщение о том, что Челон отправился из Египта в Голландию. Его судно называется «Коронованная любовь», это голландская шхуна. Можно полагать, что он прибудет в Амстердам через три-пять недель. Если вашему величеству будет угодно наконец арестовать этого мятежника, капитан Полиньяк готов выполнить вашу волю. Он попросил меня передать вашему величеству его верноподданнейший привет.
Как всегда, ваш покорнейший слуга
Марсильо как раз собирался счистить ножом чаячий помет со стекол своего парника и собрать в ступку. Ханна Кордоверо стояла немного в стороне, наливая в лейку пресную воду черпаком. Овидайя наблюдал за ней с верхней палубы. Она была не похожа ни на ученого-сефарда, ни на принцессу Шахерезаду – так он называл ее, когда они оставались наедине. Она скорее напоминала ему начинающего португальского матроса. Волосы у нее по-прежнему были короткими, одежда состояла из полотняных брюк, не очень чистой рубашки и шерстяного свитера. Несмотря на внушительный гардероб женского платья, Ханна отказалась надевать что бы то ни было из него. Возможно, дело было в том, что наряды принадлежали графине. Сама Ханна уверяла, что за долгие годы так привыкла к штанам и кафтанам, что юбка и корсаж, не говоря уже о манто, казались весьма непрактичной одеждой, особенно во время путешествия по морю.
Более изысканную мужскую одежду она тоже отвергала. Невысокий Жюстель был примерно одной комплекции с сефардкой, однако, кроме пары рубашек, она не приняла ничего из его гардероба, воспользовавшись одеждой команды, хотя Овидайя заметил, что вообще-то даме неприлично носить грубые ткани и шерсть.
– Да я ведь и не дама, а натурфилософ, – вот и все, что она ответила ему.
В конце концов, Овидайе было все равно, что носит Ханна, поскольку любил он в первую очередь то, что находилось у нее в голове. Нет, это было не совсем верно. Остальное он тоже находил очаровательным, даже ее бесшабашное поведение. Даже в том, как она наполняла лейку, было что-то изящное.
Марсильо протянул ей ступку с толченым чаячьим пометом, который Ханна быстро развела водой. Ученый невольно улыбнулся. Ханна – точнее, тот арабский ученый, которого она процитировала, – оказалась права. Как только они начали удобрять растения птичьим пометом, кофейные деревца буквально расцвели. Хотя еще несколько они все же потеряли, но десяток у них по-прежнему оставался. И они так выросли, что ботанический сад трещал под натиском их ветвей.
Овидайя наблюдал за тем, как Марсильо открыл стеклянную дверцу, Ханна поднялась на цыпочки и наклонилась вперед, чтобы полить растения. Он был погружен в созерцание процесса и не услышал, что сказал стоявший рядом с ним Жюстель.
Ученый обернулся к гугеноту:
– Простите, Пьер. Что вы сказали?
– Я сказал, что два часа назад мы прошли Кале. – Он указал подзорной трубой на церковную башню, возвышавшуюся на побережье по правую руку от них: – Соответственно, это должна быть церковь Дюнкерка.
Овидайя поглядел на гугенота.
– Значит, скоро будем в Генеральных штатах. Мы сделали это, Пьер. Одиссея окончена.
