наблюдают. Если я приближусь к ней или напишу, возможно, это станет концом для нее.
– Отправьте зашифрованное письмо.
Овидайя покачал головой:
– Все наши коды расшифровали. И даже если шифр устоял, само по себе письмо могло бы ее выдать.
Марсильо вздохнул:
– Мне очень жаль, что вы не можете поехать к своей Джульетте.
– Джульетта?
– И Ромео. Это из английского театрального романа, мы уже как-то говорили об этом. Леандр и Геро, Орфей и Эвридика – все сводится к одному и тому же.
Он понюхал плод.
– Придумайте что-нибудь. Должен же быть какой-то способ.
– Если он есть, то я его не вижу.
– Но если кто-то и может его найти, то только вы. – Марсильо улыбнулся. – Овидайя, покоритель Насмураде.
– И тем не менее это рискованно.
– Риск существует всегда.
Марсильо поднес плод ко рту и откусил. По подбородку потек светлый сок.
– Что ж, если он ядовит, это в любом случае будет изысканная смерть. Вот, попробуйте.
Овидайя взял волчью ягоду и откусил. Вкус действительно был великолепный, сладкий и в то же время кислый, не похожий ни на что.
– Неплохо.
Ученый проглотил кусок.
– Вы правы, Паоло. Полагаю, я последую вашему совету и вскоре уеду отсюда.
– Я сожалею об этом в некотором роде, поскольку вы – очень приятный спутник. Но я рад, что вы собрались с духом. Поверьте, пытаться стоит. Иначе радости от жизни у вас не будет.
Овидайя кивнул. Он хотел откусить еще кусочек плода, однако Марсильо удержал его.
– Вы что же, боитесь теперь, что я отравлюсь?
– Нет, но я вижу, что внутри есть семена. Я хочу забрать их для коллекции. Если я когда-нибудь вернусь к себе на родину, в Болонью, то посажу их там. Кажется, эти волчьи ягоды любят солнце, а его в Эмилии предостаточно.
Марсильо запустил пальцы в мякоть плода и выудил из него маленькие желтые зернышки, окруженные желеподобной массой. Некоторое время он смотрел на них, а затем завернул в платок и спрятал в карман.
– Кстати, о семенах. Знаете, что мне было бы очень интересно узнать?
– Что же?
– Что стало с нашими кофейными растениями.
Каждый раз, когда Гатьен де Полиньяк ставил свою прогулочную трость на паркет, ее наконечник издавал щелчок, эхо которого словно усиливалось высокими стенами и катилось по всему зеркальному залу. Не то чтобы он мог что-то с этим поделать. В отличие от тех придворных, которые прогуливались взад-вперед по залу небольшими группками по три-четыре человека, он действительно нуждался в своей трости. Его раненное еще в Лимбурге колено совсем перестало сгибаться, и только с помощью трости удавалось хоть как-то продвигаться вперед. Не обращая внимания на укоризненные взгляды дворян, он пересек просторный зал в сопровождении одного из своих людей, который нес большой деревянный ящик. Они приблизились к расположенным в восточной стене дверям. Там, скрестив руки за спиной, стоял Россиньоль. На лице его читалось раздражение.
– Капитан, – произнес Россиньоль. – Я уже начал опасаться, что вас задержали.
Мушкетер покачал головой:
– Глупости. Вам повсюду мерещатся люди Лувуа.
– Это связано с тем, что они действительно повсюду. Она у вас с собой?
– Да. И не пытайтесь отговорить меня. Мое решение твердо.
– Я знаю. Однако я попрошу вас об одном.
– О чем, месье?
– К сожалению, черствость вашего характера теперь столь же велика, как ваше мужество. Помните о том, что сейчас вы будете говорить с королем, и не только об этом. Вы будете говорить с отцом, утратившим сына.
Россиньоль вынул из кармана часы и поглядел на циферблат.
– Идемте. Это такая встреча, на которую следует прийти вовремя.
