— Оставим этот крючок на потом, — успокоил Спирьку Зуб.
В это время они услышали из цеха громкое.
— Атасс.
Их накрыли всех сразу. Перед ними стоял Морковка, — дежурный помощник начальника колонии и Мирза, пришедший в цех в одних трусах и кирзовых сапогах.
Морковка был чистоплюем и рьяным служакой. Осмотрев закуток и остатки пиршества, он брезгливо повёл носом и сказал:
— Авторитеты, а на помойке пьёте. Вы знаете, из чего изготавливают смазку для станков?
— Нет, откуда нам убогим знать характеристики горюче — смазочного материала, — развязано пьяным голосом заявил Беда.
— Так я вам расскажу. Эта смазка изготавливается из дохлых животных, кошек, собак и крупного рогатого скота.
— А мы на ней сегодня картошечки поджарили и вроде ничтяк, вкусно, — продолжал диалог с Морковкой Беда.
ДПНК с Мирзой услышав это, чуть не блеванули на месте.
— Перед нами сидят не люди, а дикие животные, — сделал заключение Мирза.
— А ты глохни волчара актированный, — послал ему оскорбление Беда.
— Прекратить непотребное ругательство, — прикрикнул Морковка, — сейчас все строем дружно идём со мной на вахту.
Беда, не мешкая, встал первым. Шатко подойдя к Мирзе, он смачно плюнул ему в лицо:
— Козёл, педераст вонючий, чтобы тебе твёрдый шанкр схватить на все дырки.
— А ты чифирист, чифирист, — утирая обильный плевок с лица, твердил Мирза одно, и тоже слово, чем вызвал смех у всех.
Сопротивляться приказу Морковки смысла не было.
Все последовали на вахту, где им выписали по пятнадцать суток изолятора. Только в камере они не досчитались в своей компании Луки, вспомнив, что он постоянно бегал в туалет. И ему повезло, — эти частые позывы к унитазу дали ему шанс уйти через двадцать дней на свободу.
На следующий день, наведывался в изолятор Бахтияр.
Он своими узкими глазами смотрел на Беду.
— Ну, что, всю компашку затрюмили? — Я рад тебя видеть здесь, — злорадствовал он через решётчатые двери. — И дедушку с собой прихватил? — имея в виду Спирьку, который расхаживал по камере, мельтеша у всех перед глазами.
— Поменьше радуйся, а сходи в магазин и принеси курева, а то уши опухли, — сказал Беда.
— Я с тобой в расчёте, больше ко мне не приставай со своими просьбами.
— Ты мне давай тюльку не гони, вчера было только начало. Ты ещё за шифер не рассчитался, который вместе с Уксусом на сторону двиганул, — напугал Беда азиата.
Узкоплёнчатый изменился в лице, эта новость на него подействовала убийственно. Губы его затряслись, он начал, заикаясь оправдываться на своём родном языке.
— Что и русский язык забыл сразу? Скотина беспородная. Беги быстро в лавку, — прикрикнул на него Беда.
Рядом стоял контролёр изолятора Петренко и улыбался. Этого приятного молодого мужчину все уважали. Когда он дежурил, знали и надеялись, что пачку сигарет он всегда оставит в туалете на окошке, прикрыв её тряпкой, чтобы один кто — то взял её утром, когда их раз в сутки выводили на оправку.
— Что Бахтияр, налетел на кукен — квакен? Беги за заказом пока я здесь. Завтра Муркеша дежурит, он не позволит тебе передать табак, хоть ты и земляк его, и наш начальник.
— Шайтан ты Беда, а не человек, — выдавил азиат из себя и ушёл зло, сверкнув глазами.
Сигареты он принёс в этот день, вызвав из камеры Беду.
Азиат при Петренко передал ему десять пачек Примы и сказал:
— Растягивай на весь срок, больше я не появлюсь в изоляторе.
Петренко был доволен тем, что узбек унижался перед заключённым, так как сам на него зуб точил. Но перечить он узбеку не мог, тот был старше его по должности и званию.
— Сойдёт и это, — довольно сказал Беда и ушёл в камеру с набитыми в карманах сигаретами.
За эти пятнадцать суток, Беда с Бородой узнали много новостей друг от друга. Время было перебрать все темы.
Спирька не отчаивался, что попал в изолятор. Он жил свободой, которая была не за горами. Он знал уже, через своих родственников, что его прошение о помилование утвердили. Он только со смехом говорил:
— Надо же такому случиться. Я на свободе, кроме пива ничего не пил. А тут выпил и в кичман заехал. Это о чём говорит? — задал он себе вопрос и тут же сам на него ответил.
— Это говорит о том, что нашему брату пить спиртное на свободе противопоказано, если мы здесь его не можем с толком употребить.
