И когда на чей-то зов в бар забежало еще шестеро бейсболистов, которые стали молотить всех, кто попадался под руку, Юджин понял, что обречен. Он даже не добежал до Михаила, потому что сразу почувствовал силу калифорнийского бейсбола. Его сбили в нескольких метрах от Михаила, который отбивался от всех, пока калифорнийские гориллы не навалились на него скопом и не начали молотить его об пол, как джазист в бубен.
Потом они же и вынесли Михаила и Юджина к дверям и вышвырнули из бара на мостовую.
Моросил дождь. Через некоторое время они поняли, что дотянули до субботы.
Так или иначе, но Юджину пришлась по душе калифорнийская жизнь, особенно бульвар Сансет и пляж Санта-Моника. Он полюбил Тихий океан и его удивительные пейзажи, горы, залитые солнцем калифорнийские виноградники, предвечернее валянье на пляжном песке и полную безмятежность.
«Понтиак» Юджина часто появлялся на бульваре Сансет: поглаживаемый тенью пальмовых веток, он мчался, отражаясь в витринах дорогих магазинов и выдавливая из себя последние силы циклическими толчками цилиндров. Забрызганные бензином свечи забивали дыхание мотора, и когда тот, закашлявшись, как астматик, терял скорость, Юджин выплевывал на всю автомобильную промышленность Америки немецкое словцо:
Но по сравнению с Нью-Йорком Лос-Анджелес, несмотря на калифорнийскую экзотику, производил на Юджина впечатление провинции. Дни и недели тянулись слишком однообразно, а после драки на голливудском бульваре полиция запретила Михаилу посещать голливудский район, и воцарилась обыденность. Поэтому Юджин уже подумывал об отъезде. Но что-то его еще держало здесь, в «городе ангелов».
Однажды он сам с бульвара Сансет направился в Голливуд – просто так. Вход в один из кинотеатров был перекрыт: фотографы и кинохроника, свет, актеры и актрисы, дорогие лимузины (была премьера какого-то фильма). Юджин стал неподалеку – поглазеть на этот шик успеха: белые воротнички, бабочки и черный бархат костюмов, мягкие очертания вечерних платьев, вспышки фотоаппаратов, покрывавшие серебряным налетом лица голливудских знаменитостей и красавиц. Юджин стоял в толпе, которая в один голос выкрикивала имена и визжала в восторге, как будто это был ее праздник (хотя, пожалуй, это и был праздник толпы).
Когда все начало медленно рассасываться, Юджин, уже сидя в кофейне на голливудском бульваре, вспомнил, что путь в Америку открыл ему «Der Verlorene Sohn» Луиса Тренкера (он смотрел его в Судетах в конце войны вместе с другими «диповцами», которым показывали кино из немецких архивов). Из того фильма Юджин хорошо запомнил Эмпайр Стэйт Билдинг, рекламу, машины, героя с поиском работы, то есть – современного блудного сына в лабиринте нью-йоркских улиц.
Глядя на голливудский бульвар из окна кофейни, Юджин вдруг заскучал по Нью-Йорку. Калифорнийский воздух, который он вдыхал каждое утро на пляже Санта-Моники, полоскал его легкие нагретым теплом и океанским бризом. Он пригоршнями глотал виноград, а по вечерам пил калифорнийское вино или местное пиво. Через несколько месяцев в Аризоне и Калифорнии Юджин окреп и поправился. (Вместе с подозрением на туберкулез исчезала и любовь Юджина к Лос-Анджелесу.)
После той драки Михаил переключился на другие районы с кофейнями и пабами, куда не заходили ни бейсболисты, ни голливудские актрисы. Он все чаще приходил ночью, оставляя Юджина в одиночестве, а утром снова шел что-то охранять.
«Понтиак» нуждался в ремонте, и в один из дней Юджин приехал в автомастерские, которые скопились в конце голливудского бульвара. Автомеханик поковырялся в моторе, выкрутил свечи, измерил уровень масла и проверил давление в колесах.
– Далеко собрался?
– Еще не знаю; наверное, сначала в Лас-Вегас… – как-то неожиданно вырвалось у Юджина.
– Свечи – мусор.
– И что делать?
– Выбрось на помойку.
– На помойку? – удивился Юджин.
– А куда же? Я там кое-что прочистил, но мотор долго не протянет.
Юджин сел в «понтиак», завел мотор и услышал, что цилиндры ритмично выстукивают увертюру, а карбюратор глотает воздух и топливо без больших усилий. Впрочем, свечи Юджина таки беспокоили – и он решил возвращаться в Нью-Йорк.
Юджин съехал с голливудского бульвара по перпендикулярной улочке на бульвар Сансет. Калифорнийский август, теплый и нежный, как батист, обвевал лицо Юджина через открытое боковое окно. Юджин мчался по городу, уверенно чувствуя в руках сильное и смирное авто. Неизбежная разлука с Лос- Анджелесом не радовала и не огорчала. В калифорнийских долинах созревал синий виноград, переливаясь на солнце, как драгоценные камни, загорелый Юджин насвистывал любимую арию из «Травиаты». Ему подпевали бульвар Сансет, мотор «понтиака», Санта-Моника и Лос-Анджелес.
С бульвара Сансет Юджин волочился за город, за горы, за пределы Калифорнии. И уже ничто не могло его остановить.
Он еще заехал к Михаилу и забросил свои вещи в багажник. У него оставалось в кармане полсотни долларов. «Ну, как раз хватит на бензин и гамбургер», – подумал Юджин, упаковывая вещи. Он знал, что Мишу не дождется, и поэтому на маленькой бумажке написал несколько слов на прощание, захлопнул дверь и сел за руль машины.
