машину и купить кофе, Стив увидел рекламу международного боксерского поединка, который должен был состояться в Мэдисон-Сквер-Гарден. Суперизвестный Мухаммед Али, преодолевая болезнь Паркинсона, призывал посетить это событие. К концу дня Стив уже ни о чем не думал – только о боксе. Ему захотелось заехать в морду этим мексиканцам, и от предстоящего удовольствия он даже расслабился и представил себя на ринге Мэдисон-Сквер- Гарден. Но, потрогав свой ломаный-переломанный боксерский нос, направился за подпрыгивающими напарниками в теплую кабину машины.
О Мэдисон-Сквер-Гарден Стив расспросил босса, поскольку сам никогда на Манхэттене не появлялся, тем более выше 14-й улицы; за этой улицей для Стива начиналась зона отчуждения, все эти Таймс-скверы, Колумбус-Сёркл, Централ Парк были для него только словами (почти пустыми словами).
Мэдисон гудел, места за те бабки, которые заплатил Стив, были дешевые и очень далеко от ринга. Там, перед самым рингом, он увидел Мухаммеда Али. Тот сидел полусогнувшись, рядом с ним – то ли жена, то ли помощница, ассистировавшая великому боксеру, которого трясло от Паркинсона. А Леннокс Льюис спокойно позировал перед камерами, раздавая автографы фанам. На ринге в это время два молодых боксера молотили друг друга, но публика только разогревалась, так как знала: поединок, ради которого все пришли, начнется в 10 вечера.
Стив впервые сидел на арене в Мэдисон-Сквер-Гарден.
Он приехал из бруклинского Боро-парка заблаговременно, перекусив несколькими хот-догами, перешел Седьмую авеню и стоял, запрокинув голову, разглядывая дома, Мэдисон-Сквер-Гарден, под которым расположилась одна из центральных железнодорожных станций Нью-Йорка – Пенн-Стейшн. Все плакаты сообщали о боксерском поединке Кличко – Брок, была суббота, и человеческий нью-йоркский муравейник шевелился на улицах. За этой субботней кутерьмой, этим хаосом, этой нью-йоркской толкотней завороженно наблюдал только Стив, времени у него было, как воздуха в карманах.
Бой длился полтора раунда. Кличко за это время успел вырубить соперника и теперь ходил по рингу, подняв над головой чемпионский пояс. Стив подсчитал, что это зрелище будет стоить два его рабочих дня на стройке с болельщиками футбола. Выйдя из Мэдисон-Сквер-Гарден, он спустился в ночной сабвей; несколько линий были на ремонте, поэтому поезд пришлось ждать почти час. К Боро-парку Стив добрался около трех ночи. На его станции в перевернутом металлическом мусорном контейнере ковырялся енот, чей полосатый хвост закрученно свисал. В скверике сидели бомжи, одиночные машины неспешно проезжали по Девятой авеню. Продуктовая лавка на углу работала, за кассой дремал мексиканец. Стиву захотелось пива, и он зашел (ясное дело, открыв дверь и разбудив мексиканца мелодичным звонком). Продавец протер красные глаза и спросил Стива: «Нow are you?» Стива тоже кумарило. Он заснул в поезде, проспав всю дорогу, и проснулся, подъезжая к своей станции, это у него уже было на уровне подсознания – просыпаться за несколько секунд до полной остановки поезда на Девятой авеню. Купив бумажный ящичек «Corona», Стив свернул на свою 42-ю улицу и уже в квартире пил на кухне пиво и смотрел, как китайцы из соседнего дома пакуют сумки. Должно быть, куда-то едут или везут что-то продавать на Чайнатаун в Манхэттене, думал Стив, допивая вторую бутылку пива. Из боксерского поединка он мало что помнил: шум, крики, освещенный ринг, тысячи болельщиков, Мухаммеда Али. Но все эти картинки быстро стерлись из его сознания; может, потому, что перед глазами снова были окна его дома, свет в окнах у китайцев, бесконечное упаковывание ими клеенчатых сумок, их постоянно включенный телевизор с китайскими фильмами. Просто это была ежедневная никчемная жизнь.
Стив выключил свет и, не раздеваясь, завалился на кровать.
Рано утром он услышал высокий женский голос.
Женщина разговаривала по телефону.
Стив вспомнил, что сегодня воскресенье. Еженедельно эта женщина звонила в Украину, домой, рассказывала о себе. Поэтому через некоторое время Стив уже знал, что у нее там несовершеннолетний сын и мама, присматривающая за этим парнем, знал, сколько она пересылает каждый месяц денег, какие и где покупает ему шмотки – ну, короче, весь этот бесконечный женский поток сознания. Сегодня она снова расспрашивала обо всем на свете, несколько раз возвращаясь к одной и той же теме: уже заплатила адвокату, и тот обещал, что письмо работодателя, у которого она работала полную неделю, должно помочь ей получить бумаги, и тогда она подаст на воссоединение с сыном. Стив никак не мог ее вычислить, потому что она жила в другом крыле их дома, но их окна выходили в пустой квадрат, который образовали два соседних здания, – поэтому ее воскресный голос долетал до Стивовых окон. По субботам и воскресеньям, как правило, у нее собирались другие женские и мужские голоса. Они бухали, смеялись, хохотали, делились новостями и рассказывали какие-то глупости, а потом наступала тишина, скрипели кровати, и к Стиву долетал страстный стон. Потом они снова громко разговаривали, и так проходили их воскресенья и их жизнь.
Та, с которой Стив прилетел в Нью-Йорк, как-то позвонила из Атланты и поинтересовалась погодой. Стив удивился не только ее вопросу, но и тому, что она как-то вычислила его телефон. В Нью-Йорке падал снег, и на улицах светились разукрашенные лампочками деревья – пришло Рождество. Снег выпал после оттепели, и улицы были мокрыми и серыми.
Стив ответил, что у них – снег. Пока она трещала, пытался вспомнить ее имя.
Они познакомились в фирме, которая оформляла для Стива грин-карту. Там Стиву предложили фиктивный брак, и таким образом фирма получала двойную выгоду. Стив согласился, поскольку ему, в принципе, было по барабану. Брак оформили тут же, через полчаса фирменная шестерка примчалась из загса с печатями в паспортах. Так Стив и Татьяна – тридцатилетняя учительница английского языка – стали мужем и женой и вместе приехали в Нью- Йорк.
Впервые Стив трахнул Татьяну в варшавском отеле, ожидая получения виз в Америку, а второй раз – здесь, в Нью-Йорке, в первую неделю их американской жизни, потому что у друзей Татьяны не было лишнего матраса и лишней комнаты. Они легли вместе и трахались неделю – до отъезда Татьяны
