Куры не летают (сборник)

Армстронге, Дюке Эллингтоне или Бенни Гудмене перед водопадом их импровизаций не спутаешь ни с чем.

Возможно, среди моих ровесников не было особых поклонников джаза. В лучшем случае, наши музыкальные пристрастия и вкусы формировали «АВВА», «Smokie» и Джо Дассен, Высоцкий и «Машина времени». Не припоминаю также и фарцовщиков, торговавших западными дисками, а этот бизнес в свое время считался весьма прибыльным и небезопасным (ибо диск «ABBA» или «Pink Floyd» и «АС/DC» перепродавали по пятьдесят, шестьдесят, семьдесят рублей). Фарцовщики оборачивали диски целлофаном, только в случае крайней необходимости вынимая их из конвертов, когда нужно было убедить клиента, готового заплатить за них месячную зарплату уборщицы, что перед ним – фирма?. Опасность подстерегала фарцовщиков в лице милиции, дружинников, комсомольских рейдов, райкомов и КГБ иногда торг заканчивался арестом его участников со всеми вытекающими последствиями. Чаще всего этим занимались старшеклассники, пэтэушники или студенты. Пришить можно было что угодно: от моральной нестойкости строителя коммунизма до спекуляции, которая уже каралась уголовным правом. Помню случай, когда, перепродавая диск какой-то группы, фарцовщик (ясное дело, не понимая текстов песен, звучавших по-немецки), пойманный на горячем, попал из рук милиции в лапы оперов КГБ, ибо там кто-то усек (возможно, грамотный комсомолец-дружинник), что в одной из песен упомянут Гитлер. Вот так дело из коммерческого сразу перешло в политическое.

Так вот, я не припоминаю, чтобы продавались диски с записями джаза. Понятно, что никто или почти никто из моих одноклассников не учился в музыкальной школе. Это считалось делом хлюпиков, а не крутых пацанов. Но когда кто-нибудь под давлением родителей и приобщался к музыке, то брал в руки только баян – верный спутник музыкально одаренных хлюпиков. Пианино, скрипка или какой-нибудь духовой инструмент – это уже высший пилотаж. Удостаивались уважения почему-то и ударные инструменты. Гитара также была незаменимой спутницей любых посиделок до полуночи. А те, кто начинал играть на баяне, из-за непреодолимого желания вырваться из-под влияния родителей переходили на гитару (этим сразу зарабатывали себе баллы среди ровесников и старших пацанов) и допускались ко всем важным делам, которых у настоящих пацанов всегда было много (в том возрасте, когда появляется пушок на верхней губе и поллюции).

Думаю, что любовь к джазу приходит со временем. Этот час икс приходит когда угодно, где угодно – в соответствующей среде при желании уяснить этот американский феномен, познакомиться поближе с джазовыми течениями, именами исполнителей. Это потом перетекает в необычное удовольствие выламывать язык непривычными именами, заучивать наизусть названия джазовых коллективов и их композиций. Нет, среди всевозможных притягивающих моментов джазовая революция имеет свой запах, звук, свой цвет и ритм. Вот – хрипящий саксофон или бас-саксофон с черным язычком мундштука и серебряным хоботком, со множеством пуговок и клапанов, открывающихся именно тогда, когда надо извлечь необходимый звук… Они похожи на маленькие открытые клювы птенцов. Только роль матери-отца выполняют пальцы саксофониста, которые кормят свой выводок (так когда-то Борис Пастернак кормил «клавишей стаю»).

Как-то в Тернополе, в местном театре, состоялся первый (и последний) джазовый фестиваль. Это было, конечно, не лучшее место для джаза в целом и для его исполнителей в частности. Да и Тернополь для джазового фестиваля – тоже не фейерверк. Но надвигалась очередная предвыборная компания, и какая-то из политических партий (которая в итоге в парламент так и не попала) решила привлечь внимание потенциальных избирателей джазовым фестивалем. Театр, к моему удивлению, был переполнен. Он трещал от подпольных любителей джаза, которые еще недавно (особенно в советское время) удовлетворялись джазом лишь через «вражеские радиостанции». Так вот, самих любителей оказалось предостаточно, и мой скепсис относительно провинциальности этого города несколько поубавился.

На родине джаза (ну пусть не в Новом Орлеане, а в Нью-Йорке) со слушанием джаза, ясное дело, проблем никогда не было и нет.

Саксофон и тромбон могут где угодно неожиданно остановить своими звуками, оглушив вас ритмами и свободой музыкального выражения; фортепьяно – мельканием черных и белых клавиш, как лакированные штиблеты бродвейского танцора, чтобы слегка толкнуть вас в спину Good bye, baby, – для этого нужно очутиться в каком-нибудь злачном месте. Ну, к примеру, в поэтическом клубе «Бауэри» – заказать пиво и слушать неторопливый джазовый наигрыш трех неизвестно откуда взявшихся музыкантов, которые именно сегодня лабают здесь, и именно здесь самый лучший джаз. Почему? Да потому, что здесь ты – а как же иначе?

В полуосвещенном кафе – трое джазистов, которых, кажется, никто не слушает. А может, это безразличие кажущееся, а за ним – скрывается особый интерес и особое наслаждение… Саксофон, контрабас и ударные тянут свою пронзительную и журчащую мелодию… Чувствуется – джазисты классные. Может, и не самые крутые, но классные. По крайней мере, профессионалы. Тот, который играет на саксофоне, кажется, лучше управляется с тромбоном. Он менял саксофон на тромбон, его распухшие до неприличия губы напоминали женскую вульву, а манипуляции с шейкой саксофона – фрагменты из порнофильмов. С каким-то сладострастием он выкручивал саксофон в руках, облизывая мундштук, как мороженое, красным слюнявым языком. Тромбон брызгал джазовой музыкой вместе со слюной. Тромбоно саксофонист атлетического телосложения в цветной сорочке навыпуск с расстегнутыми пуговицами, в черных очках, играл каждым мускулом своего ухоженного и тренированного тела. Он задавал тон и вел своих парней чащами джазовой классики, прибавляя что-то свое, что пришло ему в голову этой ночью. Его соло иногда напоминало хрипы раненого слона. Контрабас поддерживал худой высокий музыкант. Казалось, этому парню тяжело даже держать инструмент, а не то что играть на нем. Прислушавшись, ухо сразу улавливало среди фигур высшего пилотажа саксофонотромбона басовые звуки контрабаса: бу-пу-бу-пу-пу-пу-пу-бу. Контрабас все норовил выскользнуть из его рук или придавить своим покрытым лаком тяжелым телом.

И хотя сегодня не Луи Армстронг прижимает к распухшим губам тромбон и мелодия слишком банальна, а слушатели больше заняты собой, чем