мастерством исполнителя, ты все-таки выбрал самое подходящее место.
Иногда кажется, что джазисты – это собиратели ягод – малины, черники, ежевики. От густой сочности музыки их руки и лица вымазаны темным соком ягод. Они выдавливают черный липкий сок джаза.
И что с того, что ты не слышал Луи Армстронга и никогда не был в Гарлеме, и никогда не будешь в Новом Орлеане? (Хотя, возможно, в твоей памяти стрекочет лента кинопроектора, как попавшая в велосипедное колесо прищепка для белья, возвращающая тебя в твое детство, где ты весь обмазан малиновым соком – лицо, губы, руки.) Над тобой летают лесные пчелы и шмели, а ты никак не можешь насытиться этой вкуснотищей, как джазисты никак не насытятся звуками джаза, даже не оботрут пот. И ты еще не догадываешься, что собирать малину – это как слушать джаз.
Ты вообще еще ничего не знаешь о джазе, и он тебе сейчас не нужен. Он придет к тебе, когда, слушая музыку покрытого виноградинами пота джазмена, ты вспомнишь сладко-терпкий сок малины…
И что с того, что ты не любишь Луи Армстронга?
Relax, baby.
Колесо обозрения
В нью-йоркском районе Кони-Айленд штормит нечасто, однако осенью 2006 года, после очередного урагана, которые принято называть женскими именами (хотя нежности в них мало, и они с разрушительной силой набрасываются на Флориду несколько раз в году), какая-то из штормовых феминисток добралась и до Нью-Йорка.
Всю ночь дул сильный ветер, и вдоль улиц летали остатки неубранного мусора: газеты, пластик. С утра полил дождь, и потоки воды заливали улицы и дома.
Я пришел на Кони-Айленд с единственной целью – поглядеть на океан и пляжи. По телевидению передавали, что штормит, и показывали, как огромные для этих мест волны серыми валами накатываются на берег. Наверное, только в это время и в такую погоду выпадает уникальная возможность увидеть Кони-Айленд без пляжников или просто отдыхающих, ибо какой ненормальный забредет сюда в такой шторм?
Доехав на метро до последней остановки перед океаном, я перешел улицу и площадку с аттракционами.
Хлестал дождь. Ветер менял направление, и зонт оказался бесполезным, так что, пройдя под этим шквальным ливнем несколько десятков метров, я промок до нитки. К тому же зонт постоянно вырывало из рук, а перед самым пляжем задул ветер такой силы, что спицы зонта просто выломало, и мне не оставалось ничего другого, как выбросить его в ближайший мусорный бак.
На берегу мокли чайки.
Они почему-то посерели, приобретя расцветку мокрого песка. А океан гремел валунами волн, они воинственно катились к берегу, с грохотом нападая на него, и откатывались назад, чтобы снова продолжить свой сизифов труд. На нескольких скамейках спали бомжи, укрывшись с головой спальными мешками. На них не действовали ни дождь, ни шторм, ни холод.
Вокруг было пустынно.
Когда поезд метро линии «Q» поворачивает в направлении Манхэттена со станции Кони-Айленд, на какое-то мгновение открывается интересная панорама: целый городок кони-айлендских аттракционов. Сумерки, опускаясь на Кони-Айленд, расцвечиваются огнями аттракционов: вращается колесо чудес, а с ним – огромное колесо жизни и развлечений.
Пол Мазурски снял фильм по роману Исаака Башевиса Зингера «Враги», действие которого разворачивается в 1949 году. Именно тогда происходил великий исход из Европы в Америку тех, кто пережил Вторую мировую войну, ужас немецкой оккупации, советских освободителей, холокост, лагеря для перемещенных лиц.
Зингер описывает еврейский Кони-Айленд и еврейскую историю в Америке. Я читал его роман, как путеводитель по этим местам (с поправкой на несколько десятилетий, поскольку многое изменилось, многое перестроено, а некоторые здания и вовсе исчезли). Понятно, что аттракционы тоже изменились, но Мазурски, снимая здесь, на Кони-Айленд, свой фильм, в одном из эпизодов показывает это огромное колесо, под которым стоят двое: герой фильма Герман Бродер и его нынешняя жена Ядвига, спасшая ему жизнь.
Колесо, как пропеллер, мелькает огнями, методично перемалывая время и судьбы людей.
Не знаю, кто из американцев, но двое европейцев – Лорка в стихотворении «Сумерки на Кони-Айленд» и Зингер в романе «Враги» – зафиксировали это место соответственно в 1930-х и в 1940-х годах. У Лорки это – поэтическая аллюзия, а у Зингера – тщательно выписанная топография: там ходят по реальным улицам, живут в дешевых квартирах, сидят в кафе и просто живут герои его романа.
Зимой Кони-Айленд замирает. На все надевают чехлы, и закрываются разнообразные аттракционы. Всю зиму, до самой весны, отсвечивают металлическими ребрами колесо чудес и американские горки. Стихают музыка и радостные возгласы детей и взрослых. Пустеет деревянный прогулочный бульвар; лишь редкие одинокие фигуры пешеходов встречаются на нем. С океана приходят дождь, туман, резкий соленый ветер; закрываются кофейни и ресторанчики, которые летом расставляют на открытом воздухе свои столики и кресла. Все замирает, чтобы возродиться весной.
Кони-айлендский цикл жизни разделен на эти два периода.
Колесо чудес поскрипывает своими металлическими костями, раскачиваются кабины, ветер набирает силу – кутаешься в куртку и надвигаешь поглубже
