воспротивился и ни в какую не соглашался находиться в одной повозке с Мари. Поэтому леди Габриэле ничего больше не оставалось, как согласиться. Но при этом она каждый вечер лично осматривала меня, расспрашивая о всех, даже незначительных, аспектах моего самочувствия. По ее мнению, виной всему была моя плохая переносимость длительной дороги, а также то, что, впрочем, было итак ясно, полученные мной в бою увечья.
На ночь мы останавливались в основном прямо на тракте. Постоялых дворов практически не попадалось, а те что и встречались нам по пути либо опустели, либо не имели возможности нас накормить. Было даже довольно странно, что попавшийся нам первым постоялый двор сумел прокормить такое количество людей. Наша нестройная колонна двигалась, надо сказать, довольно бодро и к нашему немалому везению дождь нас побеспокоил всего однажды. К тому же он прошел довольно быстро, не успев размесить тракт.
На десятый день нашего пути мы достигли перекрестка. Ответвляющаяся влево от основного тракта дорога была отмечена указателем как дорога на Блэйн, откуда можно было попасть в Корвид. Надо заметить, что она была в еще более плачевном состояние чем основной тракт. Но от этого она никак не теряла своей привлекательности в плане более безопасного обходного пути. К тому же в Корвиде находился необходимый мне распределительный пункт, в котором, как я надеялся, мне дадут ответы на интересующие меня вопросы. Конечно я бы с радостью покинул колонну прямо сейчас и отправился в Блэйн, но за то время, что я общался с лордом, я прекрасно понимал, что он не допустит ослабления своего эскорта. По крайней мере до того времени пока мы не минуем Ливневый лес. И когда мы проехали перекресток, даже не остановившись, я нисколько ни удивился. Воин, который практически все время ехал рядом с нашей повозкой мрачно обернулся на удаляющийся от нас менее опасный путь, что-то пробурчав себе под нос. Недовольство и мрачное настроение, казалось, распространилось по всей колонне. На телеге заплакал ребенок, за ним еще один, а потом начали реветь все дети. Я слышал утешающие голоса женщин, пытающихся их успокоить. Мимо нас проехал барон, направляясь в голову колонны. Он часто передвигался по всей ее длине туда и обратно, проверяя воинов. Иногда он ехал рядом с нашей повозкой беседуя со мной и Мари на отвлеченные темы. С лордом они не разговаривали. Вообще. По крайней мере при мне они не перекинулись ни словом. Вечерние трапезы на привале проходили в тишине. Лорд угрюмо сопел, барон отводил взгляд и вздыхал, а я пытался быстрее набить желудок и лечь спать, чтобы случаем снова не принять участия в их очередной ссоре, которая надо сказать так гнетуще витала в воздухе.
– Скоро въедем в Ливневый лес, – сказал нам барон, возвращаясь из головы в хвост колонны. – Будьте готовы.
Я коротко поблагодарил его за предупреждение. Впрочем, это наступило лишь ближе к вечеру. Ливневый лес встретил нас мрачной стеной многолетних деревьев. Заночевать было решено прямо на окраине леса, а въехать в него уже с утра. Барон лично назначил воинов, которые должны были нести дежурство этой ночью, остальных же послал ставить наши шатры и таскать хворост для костров. Я решил воспользоваться этим временем и навестить Квинту. Мари, которую к ее счастью ничем не озадачила леди, вызвалась пойти со мной. Жену кузнеца я застал за чисткой моркови, которую она отдавала Линде, назначенной главной поварихой на время нашего путешествия, так как она до этого работала на кухне в форте. Линда, увидев нас встала и, поклонившись, быстро удалилась в сторону телеги с припасами, сделав вид что ей что-то срочно там понадобилась. Квинта тоже встала и чуть склонила голову вперед в почтительном поклоне. Затем дунула на непослушную челку так и норовившую попасть ей в глаза, а когда у нее ничего не вышло убрала ее тыльной стороной ладони, оставляя на вспотевшем лбу морковные крошки.
– Господин Эдин! Леди Мари! Чем обязана? – спросила она у нас.
Мари, смущенная тем, что к ней обратились как к леди, отвела взгляд.
– Просто хотел узнать все ли у вас в порядке? – ответил я.
Ногу внезапно прострелило сильной болью, я сильнее оперся о трость и непроизвольно поморщился. По всей видимости это не ускользнуло от взгляда Квинты.
– Может вам стоит присесть? – она обеспокоенно посмотрела на меня. – Правда здесь некуда.
– Не беспокойтесь. Я и так целый день провожу сидя, трясясь в узкой кабине экипажа. Думаю, что мне будет полезно размять ноги.
– Ну что ж, дело ваше. У нас все хорошо, – добродушно улыбнулась она. – Вам не стоит так беспокоиться. Что с нами станет. По крайней мере пока мы не вошли в этот лес.
Ее лицо внезапно помрачнело, улыбка исчезла с лица. Квинта опасливо покосилась в сторону нависающих мрачной стеной деревьев.
– Вы боитесь этого леса? – удивился я.
– Да! – горячо воскликнула она. – А вы разве нет!? Если так, то очень зря. Неужели вы не слышали все эти рассказы о разбойниках? Как мы сможем им противостоять? Они грабят, убивает, насилуют. И зачем мы только отправились этой дорогой. Вы слышали, как сегодня плакали дети? Они тоже бояться! Я… я уже начинаю сомневаться в том, что мы приняли правильное решение отправившись в дорогу с вашим отрядом.
– Все будет в порядке, – попытался заверить я женщину, хотя сам был не так уж и уверен в своих словах.
– Хотелось бы вам верить, – Квинта снова вздохнула.
– Так что же вам мешает?
– Страх! Я достаточно прожила, чтобы перестать верить в чудеса. Понимаете?
– Страх – это нормально, – внезапно сказала доселе молчавшая Мари. – Я тоже боюсь, но считаю, что в этом нет ничего постыдного, особенно для женщины.
