Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология

человека

прошумит да погаснет – лишь жертвенный дым
будет к небу всходить до скончания века!

5 Или ты – вкруг Земли и светил колесо,
с дней Творенья досель не унявшее бега?

Океан ли сознанье твое, – где Земли
омывает опоры пучина без брега?

Но на что может сердце твое уповать,
10 если, глядя на Звезды, лишь киснешь от смеха!

Да очнись ты! вернись в разуменье – узри
великана – пигмеем, червём – человека.

Не гонись за химерою Разума – и
Явь постелит и ляжет с тобою, калека!»…

15 Состраданья к Душе моей, други, прошу.
Ее тяжкие муки несносны! А мне как

видеть: мужа разумного жаждет Душа —
как ей жажду унять из дырявого меха?

Даром я в поколеньях нашелся один —
20 истомленной Душе утешенье – из всех – а

если Явь, тварь земная, грешна предо мной —
плюнуть в рожу ей – только что сердцу утеха.

Коли Яви глаза проморгали мой свет,
так – видать – слепоты ей достанет с успехом!

25 Но раскается Явь – я прощу, может стать,
не попомню наутро греха и огреха.

Время! прочь! и не трогай Разумных Земли,
разверни Колесо – вспять, земная телега!

Время! может быть, хватит тебе корчевать
30 слепо от клещевины до кедра побега?!

Лучше мусор душонок по ветру развей —
легче камни носить, чем сносить пустобреха!

Оскопи недоумков, нудящих мне вслед:
«Где он, Разум? где те, кто верны ему?» Эка!

35 Будь не сукой Вселенная, разве она
подпустила к себе бы недочеловеков?!

Нет! беструдно бы тлели они – а вокруг —
скотских радостей кейф, бессознания нега.

И от Солнечных Дев наплодили б они
40 сонмы выблядков Тьмы и невежества века.

Вам судачить о Разуме? вам ли рядить?
вам – трухе, сердцевине гнилого ореха?

Если Мудрость смешна вам – то как же вы ей!
Разум вас удостоит поднятия века?!

45 Мне распахнута Мудрость – цель ваших потуг.
С дохлым сердцем не можно коснуться Ковчега!

Мне ль покинуть ее? Сам Господь осенил
мой Завет с ней. Кто Господу будет помеха?

Мудрость бросит меня? Мать не бросит дитя!
50 Я – склонения дней ее смысл и утеха!

Я – алмаз в ожерелье на шее ее —
в ожерелье бесценном возможна ль прореха?!

Как вы скажете ей: «драгоценность сорви —
обнажи свое горло на черни потеху!»

55 Мудрость – Сердцу блаженство, чьи чисты струи,
в чье теченье войти, как в прозрачную реку.

Можно ль Душу затмить мне, как солнце зимой
застилается тучами, полными снега?!

Всякий миг этой жизни я Душу веду
60 в ее Дом за завесой туманного млека —

Ведь Душа поклялась не утихнуть – пока
Суть Его непостижна уму человека!

Уязвленная душа

1 Трепетом только и дышит строфа —
и только печалью радость жива,

и в праздник сердцa точат слезы свои
по душам, корчуемым как деревa.

5 «Друг! сыну ли десяти и шести
над собой поминaнья тянуть слова,

коли рденье отроческих ланит
и с маковым цветом сравнишь едва?»

Сердце – вот кто с младых ногтей
10 над Душой моею вершит права,

Честь и Разум под руку взяв свою,
а Душе на долю – алчбы лихва…

«Что ж яриться? на каждую из отрав
найдется целительная трава;

15 в слезах что прoку? к чему в беде
слезами политые рукава?»

А на что уповать? Он не близок, день,
когда лопнет страданий моих бичева,

и Гильaда бальзам не вкусивши – умрет,
20 тот, с Душою не имущей Естества.

Леви Ицхак из Бердичева

(ок. 1740–1810)

«Гутен морген, доброе утро, Господь Всемогущий…»

Гутен морген, доброе утро, Господь Всемогущий.
Я, Леви Ицхак, сын Сары из Бердичева,
пришел к Тебе, Господи, потребовать ответа:
Что Тебе от Израиля?
Зачем Ты взвалил себя на сынов Израилевых?
Все слова свои Ты обращаешь к сынам Израиля,
и все, что заповедал Ты, Ты приказал сынам Израиля!
Или нет других народов у Тебя?
Римляне, персияне, вавилоняне?
Что говорят германцы? Германцы говорят:
наш закон – превыше законов всех.
Римляне – что говорят они? Наше царство
над царствами всеми.
Но я, Леви Ицхак, сын Сары из Бердичева,
заявляю пред Тобою:
Да возвысится и да святится Имя Твое!
И не сдвинусь с того, где стою,
и стоять буду.
Конец настанет тьме рассеяния нашего —
и в конце рассеяния нашего
Да возвысится и да святится Имя Твое!

Иосиф Паперников

(1899–1993)

Меж польскими деревьями

Больше в стране, именуемой Польшею,
в парке не носятся Шлойме и Мойшеле,
Сарка не бегает взапуски с Леею
польскими ясеневыми аллеями.

Больше не светится окнами спаленка
тех близнецов, тех разбойников маленьких,
что на катке воевали друг с дружкою,
по льду лупя самодельными клюшками.

Только поземка танцуется Польшею
вдоль по жидовским кварталам заброшенным.
Тишь поселилась под старыми крышами,
мыши, как дети, и дети, как мыши там.

Тихо в стране, именуемой Польшею…

Дан Цалка

(1936–2005)

Идешь по Риму