время».

Белая негритянка

Опять тоска моя и томленье,когда на чужие смотрю освещенные окна:кто?.. – некто… что? – стоит… где? – перед зеркалом… Илиуже снегопад состоялся внутри, в спальне,посторонний король лег по королевскому праву на женщину,что могла и должнабыть моей.Белая моя негритянка!С Абиссинской улицы,с фальцетом дерзкого пацана,не успевшим сломаться.С нею, в горячей ванне.А из соседнего переулка доносит обрывки диспутана религиозную тему.

В моем времени, в твоем пространстве

Мы бывали вместев моем времени, в твоем пространстве.Ты представляла место, а я – время.Покой, тишина и тигрица – уживались в твоем теле, покудато в цветах, то в шелках, то в белом, то припав и отпрянув,неслись мимо нас времена этого года.Всем в себе человеческим мы поступились ради тигриногоправана безмятежность, вечность, но и на готовностьв любую минуту полыхнуть и сгореть без остатка,как сухие травы горят на исходе лета.Я делил с тобой дни. Ночи.Мы переглядывались с косыми дождями.Мы не видели снов.Сны нас не посещали. Мы не были «точно сновидцы».Покой и тишина ночевали в нашем безумье.В моем времени. В твоем пространстве.Все это не иначе как сновиденье,а тебе – сновидения в эти ночивозвещают конец нашего романа.Как возвещает множество чаеко близости берегов.

Сонет

На их войне, четыре года, отрешивсебя от гнева и любви к врагам, отстранясь,мгновенья безмятежности души отецкопил для нерожденного меня.Мгновений горсть. Под бомбами, в пескекровавом горсть собрал, ее сбереги с нею рядом сохранялся в вещмешкеотцовой мамы каменный пирог.Он складывал в глаза завалы тел —пускай его глазами я взгляну —он возлюбить, запомнить их хотел,чтоб я не лег, как неопознанный мертвец,он трупами набил глаза. Ошибся мой отец:я шел на каждую свою войну.

Мы были удачным изобретением

Они ампутировали, отъялибедра твои от чресел моих.Со мною онивсегда полевые хирурги.Они расчленили нас, разобралина тебя и меня. Инженеры.Жаль. Мы были удачным изобретением любви,мы были любовной конструкцией:биплан из мужчины и женщины,с крыльями и со всем прочим:немного взлетали,немного летали.

Хаим Гури

(р. 1923)

От переводчика

Хаим Гури – знаменитый и авторитетнейший поэт старшего поколения, живой классик живой поэзии Израиля. Знают и читали его все. Так же как школьные хрестоматии не обходятся без Х. Гури – хрестоматийная его биография очень интимно родственна истории Эрец-Исраэль, и история не обошлась без него.

Вот его торжественная биография. Родился в 23-м году в Тель-Авиве, в семье российских евреев, через четыре года после их приезда в Палестину. Это так наз. «Третья алия», алия послереволюционная. Пароход «Руслан» увез беженцев из бушующей страны (как знать, может быть, сегодня из бурлящей, смятенной России выезжают родители нового израильского классика? Как знать…). По крайней мере – в семье говорили по-русски. Хаим русского не знает.

Учился в «рабочей» школе, в сельскохозяйственном училище, в Иерусалимском университете: занимался ивритом, ивритская и французская филология. Слушал курс современной французской литературы в Сорбонне. (Париж его молодости до сих пор подает реплики в стихах Гури.) Французский Гури знает.

Традиционная офицерская карьера местного «аристократа»: Пальмах, старший офицер курсов подготовки кадров десантников (Чехословакия 47–48 гг.), все войны Израиля, включая Войну Судного дня, которую прошел уже в годах и в чинах – полковником… Все литературные премии Израиля, включая «Прас Исраэль» в 88-м году. За поэтическое творчество.

Государственные поручения: как в 47-м году он обеспечивал переправку еврейских беженцев из Европы в Палестину, для чего был послан в Венгрию и Чехословакию, так пару лет назад – занимался вывозом эфиопских евреев из Африки.

Хаим Гури поэт, прозаик, драматург, публицист, сценарист документально-художественных фильмов (премия «Золотого орла»), журналист (премия Соколова за книгу «Напротив стеклянной клетки» – дневник процесса Эйхмана), член редколлегии газеты «Давар».

Это парадная биография. А судьба…

17 книг на иврите, не считая переводов на языки. Это судьба, потому что есть другой Хаим Гури – поэт Гури, чьи лирические стихи – чей корпус поэзии – эпос новейшей истории Израиля, живой, кровоточащей и поющей новой старой истории.

Его поэзию отличает повышенная пристальность эпитета, завышенная точность метафоры, высокая культура сдержанной речи, европейская элегантность интонации, сочетающаяся с израильской солдатской хрипотцой, ирония. Ирония не заменяет поэзию, но способствует ее устойчивости в непоэтическом мире.

Переводить Гури – удовольствие, и удовольствие трудное: весьма часто его прозаизмы оказываются на поверку исполненными самого высокого

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату