– Вик, туда нельзя.
– Что значит нельзя? Кто сказал? – Виктор расстроился и начинал злиться. – Или ты мне предлагаешь тащить эту курицу вокруг этой горы? Если в Папуа, как Австралии, все наоборот, то, вероятно, бабы там говорят, когда надо, и не делают этого, когда не нужно.
Папуасы продолжали испуганно лепетать. Даже Зупп, который предпочитал помалкивать, пытался что-то сказать.
– Они говорят, что это запретное место. Хули туда не ходят. Это гора Старого Шамана. Там пропадают люди.
– А ты что мне скажешь?… Долина смерти? – с иронией спросил Виктор.
Пиакор пожала плечами.
– Не знаю, в джунглях много загадочных мест. Я здесь если и была, то ничего об этом не знала.
– Ну… и не умерла ведь?…
– Нет.
– А если бы знала, умерла бы?
– Ложь не считается таковой при ответе на вопрос, который спрашивающий не должен был задавать.
– Послушай, Пиакор! – Виктор вдруг заговорил четко, твердо чеканя слова. – Я не верю ни в какие долины – ни смерти, ни жизни, ни шамана, ни свиньи, ни… что там у вас еще? На некоторые поступки меня толкает фраза: «Будет что вспомнить!»
Виктор твердой походкой, с казуаром на плечах, двинулся к загадочному косогору. Эбума и Зупп застыли на месте. Их перепуганные лица взволновали Пиакор. Журналистка сделала несколько шагов за Виктором, затем остановилась и пошла в обратную сторону. Папуасы сели у своей добычи и, повернувшись спиной к уходящему украинцу, тихо переговаривались. Пиакор подошла ближе и села рядом с ними.
– Что это за гора Старого Шамана? – Пиакор обратилась в Эбуме, но за него ответил Зупп:
– Старики говорили – там начинается подземное царство. Всех, кто туда приходит, съедает Старый Шаман. Он громко поет, когда голоден, а когда ест – молчит… Он всегда голоден и всегда поет…
Рассказ туземца прервал леденящий душу вой, раздавшийся вдали.
– Слышишь? – Зупп стал пепельного цвета от ужаса. – Это он.
Пиакор подскочила как ошпаренная и рванулась догонять Виктора.
Лавров, услышав вой Старого Шамана, остановился. Долгий и протяжный звук, на одной высокой, ни с чем не сравнимой ноте. От этого звука захотелось бежать неведомо куда, лишь бы его не слышать, но украинец устоял. Что это могло быть? Волки так не воют, да и волков здесь нет. И хищников крупных нет, кроме крокодила. Какой-то механизм? Но какой?
– Собака Баскервилей – не иначе, – нервно хихикнул Виктор и продолжил путь.
Что его гнало вперед, он и сам не понимал. Может быть, страх? А может быть, крики Пиакор где-то сзади: «Вик! Остановись! Ви-и-ик!»
Звук, похожий на вой, прекратился так же внезапно, как и появился. Виктор остановился у обрыва, причем это было настолько неожиданно, что журналист чуть не кувыркнулся вниз. Резкий порыв ветра, взявшийся неизвестно откуда, чуть не сбил Лаврова с ног.
– Ох, жизнь учит лишь тех, кто хочет чему-то научиться.
– Вик, не иди туда! Не надо! Я прошу тебя! – Пиакор была уже где-то рядом.
Виктор поднял палец вверх, давая понять журналистке, что нужно молчать. Сквозь резкий порывистый ветер, как ему показалось, он услышал детский плач… Посмотрел вниз, в глубокое ущелье. Голова закружилась. Все смешалось: детский плач, ветер, кусты, визг Пиакор и вернувшийся внезапно жуткий вой: «Ю-ю-ю-ю-ю-ю-у-у!»
…Хоро молча наблюдал за своими поданными. Шум голосов усиливался. Три сотни папуасов сидели на склоне холма, который висел прямо над их селением, и бурно обсуждали события последних дней. Вождь дал слабину. Он принял у себя чужеземцев, один из которых белый.
Предания хули, передаваемые из уст в уста многими поколениями, гласили: «Не верь белому. Его лицо бело и страшно, как луна в ночном небе. Его речь сложна и запутана, как старая лиана в джунглях. Он хитер, как опоссум, осторожен, как казуар, и силен, как крокодил. Не верь белому, а лучше съешь его». Все это помнили, но мудрый Хоро не дал свершиться великому таинству праздника синг-синга – пришлось резать не людей, а свиней.
Смуту поднял отважный воин Матаджи, призывая племя и шаманов собраться, пока враг ушел на охоту. Вот и сейчас Матаджи ходил между мужчинами племени и громко кричал:
– Зачем премудрый Хоро отправил белого на охоту, как брата, как воина хули?!
Часть племени подхватила слова Матаджи, и поднялся галдеж. Но все же большая часть была на стороне старого вождя.
– Хоро – наш отец, он сын крокодила, и мы его любим!
– Хоро все любят, – не унимался Матаджи, – и не перестанем любить из-за какого-то белого. Но белый должен умереть.
– Должен! Должен! Должен! – вразнобой закричали сторонники Матаджи.
