Legenda о «писающем британце»

подумал Рик. Наконец, они слились в любовном экстазе, образовав вращающуюся спиральную свастику.

Едва Риччи задумался, что он с яйцом будет делать дальше – чем кормить, выкатывать ли на прогулку, надо ли еще высиживать – как из него послышались торжественная мелодия и он увидел, что в узорчатости свастики четко проявилась не только ее змеевидность, но и симметрия двойной генетической спирали, дающая силы к жизни на земле. Затем в такт величественным звукам яйцо стало раскачиваться, с каждым разом все решительнее и сильнее, и, переваливаясь с одного бока на другой, направилось к выходу. Рик бросился распахнуть двери и яйцо «вышло» наружу. Здесь оно качнулось так ловко, что само встало «на попа». Немного постояв у выхода, оно сделало низкий поклон, и Рик понял, что яйцо благодарит за помощь рождения и прощается, и он, благословляя, осторожно пощекотал яйцо в районе уха.

Свастика со спиралью, переплетаясь и расплетаясь, снова, как будто в нетерпении, стала бегать по яйцу, и из него уже послышались сжимающие cердце аккорды мелодии, которую Рик назвал «Прощальный вальс с Несси».

Яйцо развернулось ин-янью передом, и, раскачиваясь из стороны в сторону, вразвалочку двинулось к озеру – в этом его шествии к озеру угадывалась походка самого Блокхэда. Спустившись к озеру, оно пружинисто оттолкнулось и нырнуло в воду. Сразу по озеру распустились две орнаментальные ленты, которые сверкая, закручивались друг о друга, струились и множились, искали дополнительный цвет, протягивали к своей паре линии, создавая будущие меридианы силы. Вода тоже стала помогать – волны не разбегались, а устремились к месту рождения чудовища, успокаивая своим покачиванием.

Над озером поднимался пар и завис туман.

Ноты «Прощального вальса», которые Рик записал, услышав мелодию из яйца

Рик зарегистрировал рожденное из яйца в Книге замка Urquhart Castle под именем Nessy sapiens. Как самостоятельное существо оно родилось в тот момент, когда в пещере на Рюгене, укутанная окровавленным покрывалом, Несси передала ему свою душу и испустила дух.

Сияние нового рождения Несси видели многие обитатели озера Лох-Несс.

В заключение этой истории надо сказать, что у Риччи Блокхэда получилось так, как не получилось у Кацусики Хокусаи, который рассчитывал к 90 годам жизни научится рисовать так, что птицы, которых он нарисует, будут оживать и петь.

И Рик, давший жизнь новой Несси, за-пел победную оду, которая сложилась у него сама собой:

Я знаю – остров будет!
Я верю – саду цвесть,
Пока такие Несси
На этом свете есть!

Я знаю – Несси будет,
Я верю – Несси есть,
Пока на белом свете
Вишневый Айленд есть!

Эта песнь стала ответом туристическим агенствам, специализирующимся на лохнесском направлении и кричавшим: «Спешите видеть исчезающий Cherry Island – места на острове ограничены!».

Сейчас несколько ёлок на острове подобны мачтам затонувшего корабля[198]

Действительно, после гибели Несси он стал стремительно уменьшаться, и возникло опасение, что вместе с ней исчезнет как мираж и «Вишневый остров» – теперь он стал еще быстрее погружаться в воду, и уже превратился в жалкий кранног[199]. Сегодня на поверхности осталась лишь вершина некогда цветущего острова, который временами выглядит как призрак.

P. S. – Несси не Нарцисс!

Узнав о гибели Колосса и Несси, многие посчитали, что ее конец подобен судьбе античного красавца Нарцисса, которого погубила самовлюбленность. Но Блокхэд знал: в Несси нарциссизма не было. Да, она тоже подолгу всматривалась в свое отражение, но не для любования своей красотой, а чтобы сквозь нее увидеть первоначальный облик свободы чистого сознания, которое держится силой своего имени.

И ничего не изменилось с тех пор – каждая душа всматривается в себя, но Рик также замечал, как легко сознание людей мимикрирует, подменяется известным им знанием – становится со-знанием[200], которое имеет лишь обманчивое сходство с душой.

Пока возникшее Божественное недоразумение не разрешится освобождением понимания – чего хочет сознание? – все объяснения более или менее увлекательны, как любые искусные построения, но они перестают быть интересными, кем бы ни были выдуманы, если уводят в сторону от главного.

Те, кому не терпелось прийти хоть к какому-то решению, начинали участвовать в игре «Кто достоин жизни?» – с неизбежными подтасовками, жульничеством, криками возмущения, что другие «мешают играть», и, постоянно вытаскивая свой измеритель «аксиометр» («достойномер») и торжественно тыкая пальцем в какой-нибудь пункт инструкции, обвиняли окружающих в неправильном толковании правил жизни. Особенно Риччи поражало, с каким апломбом они устанавливали свои законы, как будто знали, что было в начале.