____________________
____________________
____________________
____________________
Для жалобщиков
____________________
____________________
____________________
«LEGENDA о „писающем британце“» или Тристрам Шенди, джентльмен из «большой деревни»
…письмам школьных наставниц можно доверять в той же мере, как и надгробным эпитафиям…
Нетривиальная книга попала ко мне в руки, причем на всех абсолютно уровнях, начиная с обложки и оформления, и кончая манерой подачи материала. Что в купе оказалось настолько для меня неожиданным, что, честно скажу, растерялся. К чему – ну нисколько, ничуть я не склонен. Умею, как правило, себя подготовить к встрече с вещами, каких прежде не видывал. А тут… – и на старуху бывает проруха! – было сказано кем-то когда-то. Причиной чему, этой самой прорухи, как теперь понимаю, послужило то обстоятельство, что в сегодняшнем нетривиальных вещей – кот наплакал, с огнем не найдешь! – как до сих пор я считал. И рад, что ошибся! – хотя с каждым днем, увы, их становится меньше. Однако, процесс убывания нетривиальности оставлю пока в стороне. Кое в чем до того вижу долг разобраться.
Сюжет, взятый Павлом Тюриным за основу своего монументального, – не побоюсь этого слова, – повествования, на первый взгляд, достоин разве что фельетона. Ну, некий субъект взял и помочился на какой-то там памятник. Чем, казалось, кого удивишь? И похлеще мы всякое видели. Пива лишнего выпил, покрепче чего – приспичило, в общем, нужду надо справить. И окажись поблизости туалет – писать было бы не о чем.
И все-таки – книга. Зачем? Почему? Ответ тут как будто лежит на поверхности: памятник подвернулся не тот, не какое-то капище, груда камней, а монумент, символ свободной Латвии. Свободной когда-то и свободной сегодня. Да и субъект – ладно бы, свой, из наших один, так тоже ведь нет, посланец туманного Альбиона…
И здесь происходит первая осечка. Во всяком случае, так было со мной: все мы склонны забегать вперед паровоза и, упреждая автора, предсказывать, о чем он напишет дальше. Возмутится, понятно: как же, мол, так? Британский турист, иными словами, человек, по определению, культурный, приехавший к нам из Европы, на которую мы с детства привыкли смотреть снизу вверх. Посетивший, сделавший нам одолжение, и отнюдь не с целью пописать, а ознакомиться с достопримечательностями мало знакомой, а то и вовсе неизвестной ему страны. Но с этого места Тюрин повернет все события так, что только руками развести остается.
Этот дерзкий поступок, даже вызов, если хотите, брошенный обществу гражданином Британии по имени Richard P. Blockhead (в переводе – тупая голова, болван), как это не покажется странным, не вызовет ни переполоха среди рижан, ни возгласов протеста, ни призывов к наказанию. И уж тем более не подтолкнет к демонстрациям у британского посольства. Произойдет нечто прямо обратное, чего и ожидать-то было нельзя. Акция, осуществленная Ричардом, будет воспринята прогрессивными умами, а вслед за ними и другими умами, менее прогрессивными, как проявление подлинной свободы духа. Для чего на поверхность будут извлечены параллели с брюссельским мальчиком Жюльеном, который, если следовать сказке, написал на крыльцо злой феи, за что та превратила его в камень. «Историки пишут теперь, что Petit Julien символизирует свободу личности и бунтарский дух брюссельцев, и потому нынешние правозащитники требуют срочно установить в Риге скульптуру уже не мальчика, но мужа – „Писающего британца“, чтобы через века передать привет „Малышу Жюльену“».
И, казалось бы, вот она завязка, обыгрывай в свое удовольствие, дай волю фантазии. И автор «Писающего британца» (а я сказал, что книга нетривиальная) фантазию и впрямь не обуздывает: смелыми мазками швыряет на холст всю палитру (а в скобках замечу, что автор не только прозаик, но и художник, да еще доктор психологических наук), где из нагромождения красок, из первоначального хаоса, как Афродита из волн, выходит совсем другой Ричард. На наших глазах возникает культ Ричарда Блокхеда, культ нового героя – по-настоящему нового, – попробуйте-ка отыскать в истории литературы такого! – культ, перерастающий в общественное движение всеземного масштаба, затрагивающее и политику, и искусство, и экономику… да пожалуй, все стороны нашей с вами жизни.
И тут трудно удержаться от ассоциаций, которые пока придержу, но «нашей с вами», поверьте, я написал не случайно. А придержу потому, что дальше происходит такое, что из всего вышесказанного как будто не вытекает. Риччи, так любовно автор станет называть Ричарда, перерождается. Быть культовой личностью его не прельщает, он уходит от общества, выбирая добровольное изгнание на Вишневом острове в Шотландии, где проводит время в чтении книг, в изучении артефактов и в философских беседах с лохнесским чудовищем Несси. То есть в книге происходит еще один перелом, еще одна завязка (и к слову замечу, не последняя), что дает автору возможность еще больше раскрепоститься. И тут приходит на ум Рабле с «Гаргантюа и Пантагрюэллем»… Но нет, воздержусь, Павел Тюрин пишет совсем про другое.
