– Утонул корабль, теперь…
Менуэт 36
Прозаическая поэма
Тело юриста Славы Оломонова в мгновение ока положили на носилки, равнодушно накрыли брезентом и, быстро шагая, понесли к эскалатору. Пассажиры метро – а дело было в подземке – провожали двух крепких небритых мужиков с мертвой ношей так, как, наверное, будут провожать последнего ангела земли.
– Молодой совсем… – качала головой не многим старше его азиатка.
– Это ж надо, сидел и вдруг упал. Я думала, он пьяный, – взволнованно шептала старушка в спортивной шапочке.
– Сердце. Время такое, – многозначительно заметил пожилой бритоголовый москвич. В обе стороны проносились составы, заглушая эмоции и болтовню. По станции метался ветер, как старый сплетник, подслушивая разговоры и заглядывая каждому под воротник. Сквозняк гладил волосы покойника, тронутые молочной сединой…
Оломонову было двадцать пять. Санитары в труповозке, листавшие паспорт, беспрерывно курили. Они понимали: причина смерти не алкоголь, не наркотики, не убийство, а обычная остановка сердца. От этого умирают либо после сорока, либо после большой любви.
…Два часа назад Слава вошел в те самые двери метро, откуда его только что вынесли на носилках. Он был в черной парке и в широком сером шарфе, который снял, как только дошел до эскалаторов. В шарф он замотал руки. На чистом от изъянов и морщин лице его дрожали небольшие ямочки – полуулыбался, полуспал. Зеленые глаза окаменело смотрели на носки коричневых ботинок. «Устал парень» – сказал бы любой, кому бы показали фото Славы, сделанное в эту минуту.
Между тем парень крепко думал. С ним это продолжалось уже полгода, с тех пор как в суетливой жизни всплыли совсем из иного мира вопросы: Если любишь одну, а женат на другой, то грех ли изменять жене с любимой? И грех ли разводиться ради любви? Есть ли грех там, где есть любовь?
…Читатель, наверное, вздрогнул сейчас, услышав столь резкий переход к столь откровенным темам… Просим прощения и с любовью предупреждаем – дальше будет больше озноба.
…Обнявшись со сквозняком знакомой станции, Оломонов медленно побрел сквозь армию спешащих горожан к деревянной скамье в центре зала. На ту самую, где кончится его жизнь.
Не буду больше вас томить зачинами, знаю прекрасно, какое любопытство вызывают истории, в которых хоть немного, хоть на секунду, но приоткрылась не постигнутая многими тайна…
…Было уже начало восьмого. Октябрь трепал массивные двери театра, рыжие и пыльные листья волнами влетали в мраморное фойе. Вместе с очередной волной листопад принес ее. Высокие каблуки, черные колготки, шерстяное до колен платье, под платьем молодая высокая грудь, укутанная в шелк шея, губы детские напомажены, нежный, невинный взгляд. Синий берет слетел на ходу, золотая коса прилипла к платью. Торопливо, сутулясь отличницей, она дошла до гардероба и шагнула навстречу ему. Он стоял в дверях, ждал, пока опоздавших запустят в ложу, и смотрел на забежавшую студентку, заранее предчувствуя, что их места окажутся рядом.
Весь спектакль Слава смотрел на соседку, смущая ее и гримасничая, когда она с укором оборачивалась. Так они стали «разговаривать» друг с другом. Ее звали Лена. Она представилась в антракте, взамен взяв обещание у незнакомца, что он больше не будет сверлить ее взглядом начинающего Казановы.
– Отнюдь. Ничего, кроме восхищения, – врал он.
– Ну-ну, – не поверила она.
Второй акт Оломонов опять просмотрел сквозь ее ресницы. Глазами Лена почти не моргала: она тоже не в спектакле, понял он. Недовольство, негодование, упреки – всё, чем соседка делилась с ним в первом акте, во втором растаяло в софитной пыли.
– Пойдемте, кофе попьем, – предложил Слава до первых аплодисментов.
– Пойдемте, куда вас девать, – согласилась Лена.
Двери ложи скрипнули, разделив жизнь на «до» и «после» театра.
Похожий на грустного рыжего клоуна официант то и дело нарушал неторопливую беседу в кафе с видом на Садовое кольцо.
– Значит, вы учитесь на юриста? Какое совпадение, а почему… – начинал он…
– Простите, но мяты у нас нет, может быть, подойдет чабрец? – перебивал подлетающий официант.
– А вы почему одна в театр пришли? Больше не с кем?
– Подруга не…
– Простите, но, как оказалось, у нас нет шоколадного чизкейка. Может быть, подойдет с вишней?
– А вы почему один?
– У меня в этом театре знакомая актриса, она …
– Простите, я забыл предупредить, что мы сегодня не принимаем карты, если можно, то лучше наличными… – подыгрывая щенячьим глазами, извинялся
