62
Rorty (ed.). The Linguistic Turn (1967); Wittgenstein. Tractatus Logico-philosophicus (1933). В Williams. Wittgenstein and Idealism (1973) утверждается, что Витгенштейн обсуждал границы языка вообще, а не границы конкретного языка или конкретного человека (каждый человек, разумеется, может иметь доступ к нескольким языкам). Витгенштейн явно имел в виду и то и другое, и он намеренно использует первое лицо то в единственном, то во множественном числе, чтобы передать обе точки зрения.
63
Также известный как постулат эквивалентности. См. комментарий «Релятивизм и релятивисты», 2.
64
Исследователи философии Витгенштейна не понимают, почему он придерживался таких взглядов в 1911 г.: McDonald. Russell, Wittgenstein and the Problem of the Rhinoceros (1993). (Память подвела Рассела, поскольку его переписка того времени не оставляет сомнений: в комнате не было носорогов, а не гиппопотамов.)
65
Здесь и далее «О достоверности» Витгенштейна цитируется в переводе Ю. Асеева, М. Козловой.
66
Dear. Totius in verba (1985). Что Дир подразумевает под выражением totius in verba? Он так и не говорит. Правильный перевод с латыни nullius in verba – «ничьими словами», поскольку это цитата из Горация, и именно таков смысл фразы в оригинальном контексте (Sutton. Nullius in verba (1994). Цитата из Горация уже была использована в Carpenter. Philosophia libera (1622) (текст отличается от издания 1621 г.), но nullius может означать nihil, и поэтому перевод «слова не считаются» тоже допустим. Однако фраза totius in verba не может означать «считается только язык [или риторика]» (что явно подразумевает Дир); она должна означать «вообще словом» – totius и nullius не являются антонимами во всех своих значениях. К фразе nullius in verba я вернусь ниже, в гл. 7. Отказ Галилея считать, что успех в науке может определяться искусством риторики, см. в гл. 15.
67
См. комментарий «Релятивизм и релятивисты», 3.
68
См. комментарий «Релятивизм и релятивисты», 4.
69
Работа «Против метода» была издана в виде книги только в 1975 г., но в виде доклада на конференции появилась в 1966 г. (Feyerabend. Against Method, 1970). На суперобложке первого издания поместили не биографию автора, как обычно, а его гороскоп: Фейерабенд был последователен в своем релятивизме (и обыгрывал его). Его защиту астрологии см.: Feyerabend. Science in a Free Society (1978). 91–96.
70
Последователи Витгенштейна настаивают, что система верований не может быть опровергнута новыми фактами; последователи Поппера утверждают, что опровержение носит непосредственный характер, а последователи Куна – что новые факты могут вызвать кризис в системе верований, что в конечном итоге приведет к революционному переходу к новому консенсусу. Позиции Куна и Поппера в принципе совместимы с пониманием целей науки; витгенштейновская точка зрения, как ее представляют его последователи, полностью антинаучна. К этому вопросу я возвращаюсь ниже, в гл. 15.
71
Вопрос же вот в чем: «А что, если бы ты должен был изменить свое мнение и об этих фундаментальных вещах?» И ответ на это, как мне кажется, таков: «Ты не должен его изменять» (Wittgenstein. On Certainty, 1969. § 512).
72
Витгенштейн пишет: «Допустим, мы встретили людей, которые не считают это убедительным основанием. И все же как мы себе это представляем? Ну, скажем, вместо физика они вопрошают оракула. (И потому мы считаем их примитивными.) Ошибочно ли то, что они советуются с оракулом и следуют ему? Называя это “неправильным”, не выходим ли мы уже за пределы нашей языковой игры, возражая им?» (Wittgenstein. On Certainty, 1969. § 609). В данном случае вместо того, чтобы обратиться к Галилею (или к Бойлю, который намеренно копирует Галилея), Шейпин и Шеффер обращаются к Витгенштейну и используют его языковую игру как базу для сражения с наукой.
73
На самом деле сторонники сильной программы относятся к эмпирической языковой игре как к одной из одинаково ложных языковых игр, поскольку, на их взгляд, единственной правомерной языковой игрой является витгенштейновская метаигра. Все ограничены языком, за исключением тех, кто пишет о том, как все ограничены языком. Но не стоит задерживаться на этой фатальной ошибке.
74
Кун утверждал, что существуют ограничения для коммуникации между людьми, населяющими разные интеллектуальные миры, но считается, что он переоценивал этот аргумент: трудности Галилея и его критиков заключались не в коммуникации, а в согласии; они играли по разным правилам, но могли понять смысл ходов противника. Взгляды Куна описаны в Sankey. Kuhn’s Changing Concept of Incommensurability (1993) и критикуются в: Sankey. Taxonomic Incommensurability (1998); см. также: Hacking. Was There Ever a Radical Mistranslation? (1981).
75
Работа «Narratio de observatis Jovis satellitibus» датирована 11 сентября 1610 г., но опубликована в 1611 г. (современное издание в: Kepler. Dissertatio cum nuncio sidereo, 1993). На классической латыни satellitium означает эскорт или охрану.
76
«Когда изменяются языковые игры, изменяются и понятия, а вместе с понятиями и значения слов». Wittgenstein. On Certainty (1969). § 65.
77
Примечательно, что по прошествии такого времени после «лингвистического поворота» базовая история некоторых ключевых слов/понятий, благодаря которым возможна научная деятельность, еще не написана. Таким образом, данную книгу отчасти можно рассматривать как дополнение к рассказу Бруно Снелла о зачатках науки: Snell. The Origin of Scientific Thought (1953, впервые опубликован в 1929) и Snell. The Forging of a Language for Science in Ancient Greece (1960).
78
«Для понимания и поддержки научной практики, – пишет Хасок Чан, – я бы предложил фундаментальную переориентацию нашей концепции знания, чтобы воспринимать его как возможность, а не как веру» (Chang. Is Water Н2О? 2012. 215; и об «успехе», 227–233). К этой мысли я вернусь в последней главе.
79
И разумеется, неверным пониманием Галилея: см., например, работу Галилея о приливах (Galilei. Le opera, 1890. Vol. 5. 371–395), в которой опыт описывается как надежный ориентир – «sensate esperienze (scorte sicure nel vero filosofare)» (378); Stabile. Il concetto di esperienza in Galilei, 2002); Galilei. Le opera, 1890. Vol. 10. 118 (Galileo to Altobelli), Vol. 18. 249 (Galileo to Liceti) & 69 (Baliani to Galileo). Отец Галилея, Винченцо, уже многократно подчеркивал первичность опыта: Palisca. Vincenzo Galileo (2000).
80
Если бы для порождения новой науки было достаточно только мышления, она началась бы не с Галилея, а с философа XIV в. Николая Орезмского. Можно возразить, что важным условием нового мышления было повторное открытие некоторых классических текстов (Архимеда, Лукреция, Платона), однако этот процесс завершился к середине XV в.
81
Здесь и далее «Нескромные сокровища» Дидро цитируются в переводе Д. Лившиц, Э. Шлосберг.
82
«Reconnoissez l’Expérience, me répondit-il; c’est elle-même» (Diderot. Les Bijoux indiscrets, 1748. Vol. 1. 352).
83
Здесь и далее «О вращении небесных сфер» Коперника цитируется в переводе И. Веселовского.
84
Сравните рассказ Джордано да Пиза (написанный на итальянском в 1306 г.) об изобретении очков, о которых он услышал в проповеди: «Не прошло и двадцати лет с тех пор, как было найдено [si trovó] искусство изготовления очков, призванных улучшить зрение. Это одно из самых лучших и необходимых искусств в мире. Как мало времени прошло с тех пор, как было найдено новое, никогда не существовавшее [arte novella che mai non fu] искусство». Проповедник сказал: «Я видел человека, первым нашедшего очки, и я беседовал с ним». Совершенно очевидно, что у Джордано не было слова для таких понятий, как «изобретение» или «открытие», и поэтому он прибегнул к парафразу: «новое, никогда не существовавшее искусство». Филарете (ум. ок. 1469, писал на итальянском) так рассказывал об изобретении перспективы Брунеллески: «Пиппо ди сер Брунеллески нашел [inventò] ту перспективу, которая в прежние времена не применялась… Несмотря на ум и искусство древних, они не были знакомы с перспективой». Inventare не могло адекватно передать идею открытия чего-то, прежде неизвестного. Филарете прекрасно понимал: читатели полагают, что любое открытие является повторным, и поэтому посчитал необходимым выразить несогласие с этой точкой зрения.
85
Аргументом в пользу утверждения, что концепция открытия в 1486 г. была новой, могут служить