невеселая?
– Будешь тут веселой, – промычала я, усаживаясь за стол.
Петушков подмигнул мне и расхохотался.
– Наша Аська всю Ненэлию на уши поставила. – Он пожал гному протянутую руку и продолжил: – Храм разрушила. – Ваня начал загибать пальцы, смакуя каждое слово, словно глоток дорогого коньяка. – Дом Властителя спалила, медаль свою золотую потеряла.
Я посерела. Медальку действительно было жалко. При сборах я так и не вспомнила, где оставила ее в пьяном угаре.
Гном округлил глаза и протянул:
– Вехрова, дай пожму руку. Такого урона Ненэлии даже ураганы не причиняли. – Он шутовски схватился за мою горячую ладошку и начал трясти с таким энтузиазмом, словно хотел оторвать.
– Ваня, – накинулась я на Петушкова, вырываясь, – сам хорош. Между прочим, храм вместе рушили, а бесконяга – так вообще на твоей совести!
Я развернулась, подхватила дорожную котомку и поплелась в свою комнату.
– Это почему на моей совести? – донесся с веранды возмущенный вопль Петушкова.
– А кто визжал: «Прибавь скорости, прибавь скорости?» – заорала я в ответ уже из кухни.
Не успела я наконец с грохотом захлопнуть за собой дверь спальни и закрыться на засов, как завопила она, моя давно заснувшая совесть. Я так долго ее не слышала, что даже удивилась нечаянному возвращению. Волна стыда накрыла меня с головой, сердце жалобно сжалось: «Нет, ну спалить Дом Властителя Армана даже для меня слишком!»
От душевных мук, перевернувших все мысли, я совсем сникла. Когда самобичевание достигло своего апогея, я приняла волевое решение немедленно собрать вещи и вернуться в Словению в гордом одиночестве, дав расписку Магистру Леониду, что сразу же по прибытии явлюсь в Совет накладывать печать на силу. И тут в мою запертую от посетителей обитель забарабанил Арвиль Фатиа.
От злости я сцепила зубы, уселась в кресло и постаралась игнорировать его крики. А орал он красноречиво и, очевидно, мечтал о разговоре по душам.
– Ася! Не глупи! – уговаривал он меня. – Один сожженный дом еще не повод хоронить себя в четырех стенах!
– Вехрова, он прав! – услышала я трубный голос Сергия.
– Исчезните оба! – крикнула я, насупившись.
– Открой, Вехрова! – присоединился к общему хору Петушков.
– Уйдите! Дайте мне спокойно жить! – Я совсем не злилась, а просто для устрашения схватила пустой ночной горшок и запустила в дверь. Он с грохотом ударился о деревянную поверхность, жалобно тренькнул об пол и покатился под стол. Я удовлетворенно кивнула: именно так, по моему мнению, должна была проходить женская истерика – с криками и битьем небьющихся предметов. Голоса стихли, я на цыпочках подошла к двери и прислонила ухо, пытаясь понять, убрались ли они восвояси.
– Храм восстановят, только не переживай так! – через мгновение прямо мне в ухо через дверь заголосил Властитель, от неожиданности я отпрянула. – Поехали со мной в Бертлау! – продолжал он. – Анук там, он по тебе очень соскучился!
– А еще в Бертлау есть огромный фонтан, разрушишь его, сразу полегчает! – снова услышала я Ванин голос.
Фонтан?! Я сдалась и резко открыла дверь. Арвиль, прислонившийся к ней спиной и непрерывно колотящий подкованным каблуком, ввалился мешком в комнату. Стараясь удержать равновесие, он схватился за мою руку. Рубаха треснула по шву, рукав был оторван.
– Фатиа! – Я выдернула из его рук оторванный клок и попыталась приладить его на место. – Ты не Властитель, ты, извини за грубость, осел! – плюнула я.
Иван, который с любопытством заглянул в комнату, заявил:
– Зато он не сжигает Дома Властителя!
– Было бы странно, если бы он разрушил собственное жилище! – взвилась я и резко захлопнула дверь, услышав глухой стон Петушкова от удара по пальцам.
– Когда мы едем? – нахмурилась я, глядя в ухмыляющееся лицо Властителя.
– Завтра, – ухмылка стала еще шире. – Ты, когда злишься, такая чудная, как хохлатая полосатка в стольноградском зоопарке!
Я так злобно зарычала, что он быстро выскочил в коридор.
С ума сойти! Сравнить меня с голозадой хвостатой обезьяной!
Бертлау в Данийе считали провинцией, а к ее жителям относились с высокомерным предубеждением городской кокетки к ухаживающему за ней сельскому увальню. Бертлау была маленьким самобытным мирком, сплоченным и замкнутым.
Именно жители этих мест нашли пустующие земли на самом юге Словении и основали здесь первый данийский город. Они никогда не участвовали в битвах, предпочитая войне земледелие, безоговорочно признали опасного соседа – Фатию и неспокойный торговый город Перекресток Семи Путей.
Самая южная территория Данийи, Бертлау, кормилась за счет продажи апельсинов и мандаринов. Ароматные оранжевые кругляшки считались дорогущим деликатесом. В своей жизни я только один раз пробовала их маленькие дольки, мягкие полумесяцы, с сочной кисло-сладкой мякотью, – до сих пор при воспоминании об этом у меня начинают течь слюнки.
Путь до провинции занимал половину дня, мы выехали ранним утром и рассчитывали не спеша прибыть туда ближе к вечеру.
Дорога извилистой лентой сбегала с высокого зеленого холма, виляла и пряталась в маленьком еловом лесочке. Солнце только вставало, озаряя мир теплыми золотыми лучами, разгоняя последние тонкие, едва заметные хлопья тумана. Оно спешило согреть землю своим ласковым и нежным теплом, чтобы вновь заголосили звонкие птицы, проснулись бойкие лесные звери, раскрыли бутоны разноцветные полевые цветы.
Лошадка подо мной шла ладно. Осторожно спускаясь по круто уходящей вниз дороге, я любовалась великолепными холмами, раскинувшимися пушистыми лесными волнами, уходящими к горизонту, стараясь не замечать хмурого Властителя.
– Ась, – вдруг прервал он молчание, – а что вы с Арманом в кустах делали?
– В фантики играли! – рявкнула я, вскинувшись, ожидая подобных вопросов.
Фатиа замялся, чувствуя некоторые неудобство и смущение.
– А что ты там говорила про «остаться в Данийе»?
– Фатиа, – сквозь зубы прошипела я, – ты меня позвал с собой, чтобы расспрашивать о моих далекоидущих планах?
– Ну ведь ты хотела остаться в Данийе? – осторожно поинтересовался он.
– Хотела! – буркнула я.
– Ты можешь остаться в Фатии, – пробормотал он себе под нос так тихо, что я едва расслышала его слова.
– Что? – Я обомлела.
Вот так удача! Я не могла поверить и изумленно посмотрела в лицо Фатиа. Судя по его кислому выражению, последнее предложение далось ему с огромным трудом. – Ты меня оставляешь в Фатии? – переспросила я для точности.
– Тебе выписать грамоту? – хмыкнул он.
– Выпиши, – загорелась я, радостно улыбаясь, – чтобы никто не смог меня выставить с земли данийской!
– Тебя и так не выставишь, даже если захочешь! – буркнул он еще тише и пришпорил жеребца.
– Эй! – возмутилась я, пытаясь его догнать. – Я все слышала!
Через несколько часов мы въехали на выжженную равнину. Нас окружала высохшая потрескавшаяся земля, ветер бросал в лицо пригоршни пыли и песка. Нещадно палило солнце: казавшееся совсем недавно любящим, теперь оно словно обозлилось на маленький, не защищенный от его жара кусочек земли. Я замотала голову платком и через крохотную щелку пыталась рассмотреть дорогу.
– Почему здесь пустыня? – спросила я у Властителя.
