руками, страшась увидеть кружащее над площадью чудовище. Уже языки пламени лижут крышу городского казначейства, вот вспыхнули, словно спички, маленькие домики-магазинчики на краю площади, – народ пытается побыстрее убраться в безопасное место.
Меня било крупной дрожью, но я продолжала хохотать, нервный смех вырывался из горла помимо моей воли. И тут внутри у меня кольнуло, я вмиг замолчала, охваченная чувством неловкости, смущения и полной дезориентации.
Что это значит? Я шмыгнула носом и посмотрела заплаканными глазами на балкон. Фатиа, схватившись за поручень, дабы не рухнуть на землю от изумления, рассматривал царивший на площади хаос: парящего в небе дракона, горящие постройки и казначейство, толкающийся и голосящий народ. А потом он медленно перевел взгляд в мою сторону и застыл от ужаса.
И тут я почувствовала его страх, не привычное раздражение от моего присутствия, а настоящий, почти животный ужас.
И вдруг в груди у меня стало жарко и волной нахлынуло что-то странное, горячее и большое, сердце забилось как сумасшедшее. Это были не мои чувства, это были его чувства. Я в смятении опустила взгляд и тут увидела, что на Пантакле Арвиля проявляется женский образ.
Мой образ.
Глава 14
Властительская любовь оказалась нечаянным и малоприятным подарком, потому как чувствовал он не восхищение, а скорее, недоумение.
Каждый раз, завидев Арвиля на улице, я старалась спрятаться в какой-нибудь переулок, но он замечал меня даже через спины окружающих его стражников, и у него екало сердце, а потом наваливалось недоумение. Он пытался выискать в заурядных чертах моего лица нечто особенное, что привлекает его, и с разочарованием ничего не находил.
Я злилась и понимала, что внезапно вспыхнувшая любовь Властителя не что иное, как побочный эффект от воздействия отворота. Но где-то глубоко внутри тоненький несмелый голосок вопрошал: «А может, нет? Может, он влюблен в тебя по-настоящему?»
Через три дня после памятных событий, произошедших на площади, случилась новая неожиданность: Арман Ненэлия со своими Советниками посетил Фатию. Встречать их стянулся весь город. Мария и Гарий тоже поспешили к городским воротам, дабы увидеть красавца Армана еще на въезде. Мы же с Ваней забились в самый дальний угол сада, уверенные, что, сидя там, не попадемся на глаза неожиданному гостю.
А на следующий день рано поутру мы с Петушковым устроили дикие скачки на подъездной к городу дороге. Поднимая пыль и загоняя коней, мы носились наперегонки, когда случайно столкнулись и с Ненэлией, и с сопровождавшим его Арвилем. Я с трудом удержала коня, шутовски поклонилась им и, стараясь не обращать внимания на два пожирающих меня взгляда, осторожно отъехала. Стоило Властителю завидеть Петушкова, как он почувствовал уже знакомую мне жгучую волну презрения. И я вдруг поняла: это не презрение – это ревность к нему… и злость на меня. Всегда были лишь ревность и злость.
Мне стало противно. Будто я копалась грязными руками в чужом чистом белье, пачкая его и разрывая на лоскуты, а хозяин стоял в сторонке и наблюдал за мной не в силах ничего изменить.
В этот вечер Фатиа впервые пришел на постоялый двор открыто, представ перед сгорающими от любопытства соседями, обомлевшими хозяевами и испуганным Ваней. Арвиль, хмурый и серьезный, стоял посреди двора. Я же, чувствуя себя жертвой для заклания, спаслась трусливым бегством через огород и спряталась в саду. Ваня, никогда не умевший врать, а потому волнующийся и заикающийся, развлекал Фатиа до ночи, пока Властитель не убрался восвояси несолоно хлебавши. А я сидела в заново подвешенном между яблонями гамаке и плакала навзрыд, кусая губы, чтобы не заорать. Этим я окончательно сконфузила и без того запутавшегося в обстановке Петушкова.
Я прорыдала полночи, пока, уставшая от слез, не забылась неспокойным сном.
Вдруг возникли тревожные звуки: чьи-то едва слышные шаги, шумное дыхание – вдох – выдох – вдох – выдох, – я испуганно села на кровати, сердце бешено забилось, в висках застучала кровь.
Виль!
В тот момент, когда я одним прыжком достигла двери, раздался звон разбитого стекла. В узком проеме окна лунный голубоватый свет очертил контуры темного сгорбленного тела. Это был ощетинившийся вурдалак.
Я с ужасом смотрела на него и не видела ничего, кроме матово-белых клыков и горящих красным пламенем волчьих глаз. Я отступила на шаг и прижалась спиной к двери.
Полуволк-получеловек спрыгнул с подоконника на кровать, та прогнулась под его весом. Потом чудовище, неотрывно следя за мной, с грохотом опустилось на пол и сделало шаг в мою сторону. Меня трясло, в ушах стоял постоянный, непрекращающийся звон.
– Уходи, Виль! – тихо прошептала я. – Я буду защищаться, ты знаешь, я могу защищаться! Ты ведь этого хочешь, чтобы она победила меня?
– Что ты несешь, девочка? – проревел вурдалак, на меня пахнуло смрадом.
Я судорожно сглотнула и прошептала:
– Уходи, слышишь!
Виль приближался. Шаг. Еще шаг. В неровном лунном свете, падающем из разбитого окна, светилась вздыбленная на холке шерсть.
– Я пытался догнать вас, – через звериный рык с трудом различался человеческий голос, – но по запланированному маршруту вы не проезжали.
Я испуганно отскочила от двери и заорала, вложив в крик весь свой ужас:
– Ваня!!!
Казалось, Петушков только и ждал под дверью, когда я позову его спасать мою несчастную жизнь. Он ворвался в комнату в полосатых подштанниках, но с мечом на изготовку и, буквально налетев на превратившегося в чудовище Виля, по-девичьи взвизгнул и шарахнулся обратно в коридор.
Мы переглядывались: Виль – Ваня – я, – замкнутый треугольник, трехстороннее противостояние. Петушков отбросил меч, тот, звякнув, ударился о деревянные доски пола. Вновь наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь нашим судорожным дыханием.
Внезапно комната пришла в движение. Над моей головой вспыхнула и погасла энергетическая молния, ослепило ярким светом. Тут же я почувствовала на своем горле прикосновение острых звериных когтей, и ко мне прижалось поросшее жесткой шерстью тело оборотня.
Я затаила дыхание, крик застрял в горле.
– Опусти руки, маг, – прорычал у меня над ухом Виль, – иначе я убью ее!
У меня остановилось дыхание, а сердце яростно забилось, кровь застучала в висках. Иван разъединил ладони, но я видела, как по кончикам его пальцев все еще пробегают голубые искорки боевого заклинания.
– Виль, не делай глупости! – прохрипела я, с ужасом ощущая прикосновение острых, словно клинки, когтей. – Отпусти меня!
– Я не отпущу тебя, ведьма, пока мне не скажут, что здесь происходит!
От напряжения я закрыла глаза и вдруг увидела красный Ванин силуэт. Больше не стало страха, только спокойствие. Я со всей силы, на которую была способна, ударила Виля локтем в живот. От неожиданности он разжал пальцы, слегка поцарапав мне шею, и отлетел через всю комнату к стене. Кровь из царапины начала сочиться на ворот ночной рубашки, я дотронулась до пореза, ощутив неприятное жжение. Внезапно на меня накатила такая ярость, что захотелось по-звериному зарычать. В руках прямо из жидкого расплавленного воздуха появился Фурбулентус. Я резко повернулась к Вилю, тот, неотрывно следя за мной, стал отползать.
– Вурдалак, – еле ворочая языком, произнесла я, – ты на кого поднял лапу, вурдалак?
– Ася! – где-то вдалеке заорал Ваня. – Ася, нет!
Я обернулась. Ваня отрицательно качал головой, его лицо исказила гримаса страха. Я остановилась, почувствовала, как закружилась голова, в глазах потемнело, и рухнула на пол, тяжело дыша. Виль, принявший человеческий вид, лежал на полу, прислонившись к стене. От сильного удара изо рта у него шла кровь, он сплевывал ее на пол, вытирал губы и смотрел на меня взглядом, полным необъяснимой
