– Если бы там был живой, здоровый мир, то отпала бы необходимость в контроле за рождаемостью, – говорит Эш. – Не было бы законов о вторых детях. Люди делали бы что хотели.
– Раньше так и было, – мягко говорит Ларк. – Бесконтрольная рождаемость, экспансия, освоение новых земель, истощение почвы… именно эти и подобные действия и разрушили планету.
– А так ли это было? – спрашиваю я. – В смысле то, что люди делали, было безрассудным, бездумным, ужасным… но действительно ли они уничтожили планету? Что, если это неправда?
– Что именно? – уточняет Эш.
– Да все!
Я читала дневник Аарона Аль-База. Я знаю, что сколько бы вреда ни принесли люди планете, но именно он убил большую часть человечества.
– Я не решалась тебе сказать, – говорит Ларк. – Никому не говорила. Я не была уверена, что это значит, и хотела рассказать тебе первой. Я кое-что обнаружила. Помнишь, ты отдала мне фотографию? Ту, что принесла тебе твоя мама?
В незапамятные времена я дала Ларк артефакт из до-катастрофной эпохи, старомодную фотографию, напечатанную на пластиковой бумаге: звездная бездна раскинулась над огромной каменной расщелиной на Земле.
– Технология пластиковой бумаги появилась незадолго до Гибели Природы. В те времена пластик не поддавался естественному разложению. С тех пор, как мы обосновались в Эдеме, мы не пользовались этой технологией. Поэтому я знаю, что фото было сделано не более чем десять лет спустя после краха человечества.
Этот крах спровоцировал Аарон Аль-Баз, который решил, что человечество не оправдало надежд, и создал вирус, который приблизил конец, разрушив экосистему планеты. Но кроме меня, об этом знает только Лэчлэн. Мы решили сохранить это в тайне. Аарон Аль-Баз – герой. Мы не знали, что может произойти, если мы развенчаем его.
– Ты себе не представляешь, сколько часов я провела, рассматривая эту фотографию. Мне так она нравится, потому, что ты дала мне ее.
Я вижу, как вспыхивают ее щеки в маске спасательного костюма.
– Чем больше я смотрела на нее, тем больше деталей я стала подмечать. Когда мы жили во внешних кругах, мой отец часто брал меня на крышу, чтобы полюбоваться на звезды.
Представляю себе такие крыши. Я впервые поцеловалась на такой.
– Мой отец рассказал мне о расположении звезд, движении планет. У всех планет есть свои орбиты, которые они проходят за разные отрезки времени. Можно предвидеть, где планеты окажутся спустя сотни, тысячи лет. И… можно заглянуть в прошлое и узнать, как выглядело звездное небо в определенный день. И знаешь, Рауэн, я обнаружила, что звезды на фотографии, которую ты мне дала, были в таком положении более тысячи лет назад!
Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать услышанное.
– Ты хочешь сказать, что этой фотографии более тысячи лет?
Это спрашивает Эш, озвучивая мои мысли.
– Но это бы значило, что Гибель Природы произошла тысячу лет назад, а не двести.
Еще одна ложь правительства. Пора бы уже привыкнуть.
– Нам нужно рассказать об этом остальным. Они имеют право знать! Нам всем рассказывали, что только через тысячу лет снова можно будет заселять Землю… и это время прошло. Мы уверены, что провели здесь только двести лет, поэтому мы терпеливы и спокойны. Мы уверены, что должно смениться множество поколений, прежде чем появится надежда на освобождение, поэтому мы никогда ни о чем не спрашиваем.
– Да, но… – начинает Эш. – Это невозможно. Нельзя вот так взять и забрать восемь сотен лет у людей. – Он смеется. – У нас есть книги по истории. Семейные предания. Они рассказывают нам, что Гибель Природы произошла всего лишь двести лет назад. Наверное, ты что-то напутала со звездами, Ларк.
– Я проверила дважды, – не отступается она.
– Тогда это, наверное, подделка.
Эш кажется самодовольным, настолько он уверен в своей правоте. Не сомневается в том, во что он верил всю свою жизнь.
Естественно. У него же есть линзы-импланты.
Я думаю, что он просто не сможет поверить. Буквально просто не сможет.
– Эш, – спрашиваю я его осторожно. – Скажи мне честно. Ты веришь в лес?
Он уже почти кивнул… и затем я словно вижу, как нейроны срабатывают у него в мозгу, изменяя мысли.
– Я верю в тебя, Рауэн. Вот почему я здесь. И нам надо спасти Лэчлэна. Но… деревья. Целый лес, с животными и чистым воздухом? Как это возможно?
Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Он не виноват. Должно быть, его контролируют. Как и всех в Эдеме, кто носит линзы.
– А ты, Ларк? Только честно.
Я пристально наблюдаю за ней и вижу, что и она борется с сомнением. Но ее эпилепсия слишком много задействует связей, сопротивляясь влиянию, это становится очевидным, когда у нее случается приступ.
– Я верю звездам, – отвечает она. – Это невозможно изменить. Я верю доказательству, которое я нашла на работе у матери, расчеты, которые подтверждают, что у нас достаточно еды и воды, хотя население удвоилось. Я уверена, что никто, кроме вторых детей и пары человек с неполадками в линзах, не помнит о землетрясении. Если все это сложить вместе, тот станет ясно, что что-то не в порядке с Эдемом. Очевидно, что нам врут и контролируют нас.
Она вздыхает и берет мою руку в перчатке.
– Я не знаю, есть ли там лес, или целый живой мир. Но раз ты его видела, я верю тебе. Я хочу верить в него.
Она поспешно сжимает руку, а потом выпускает ее.
– Нам нужна надежда, Рауэн.
Какое-то время мы идем молча. Мне хочется, чтобы они поторопились, но они, похоже, не могут идти даже чуточку быстрее. В глаза мне попадают капельки пота. Мир вокруг меня кажется туманным и нечетким. Не знаю, запотел ли костюм, или это дрожание пустынного воздуха на горизонте, или линзы слегка замутились. Кажется, что я иду во сне, бреду в невыносимой жаре. И как во сне, все кажется не совсем реальным.
По-моему, я сейчас засну стоя. Эш пытается что-то судорожно произнести, чего я не могу разобрать. Черт! Жара и переутомление вызывают у него проблемы с дыханием. Знала же, что не стоило брать его с собой.
– Нам надо возвращаться, – говорю я, хотя каждая клеточка моего организма стремится к деревьям, которые, я уверена, там – за горизонтом. – Нет, – меняю я свое решение. – Ларк, ты должна отвести его обратно. – Мой голос звучит убедительно, настойчиво – как приказ. – Если с одним из нас что-нибудь случится, двое других могут умереть, пытаясь спасти его. Мы не можем позволить себе медлить или отвлекаться на плохое самочувствие.
Я не обращаю внимания на обиженное лицо Эша.
– Поймите, мы никогда не найдем Лэчлэна в пустыне. Запаса воздуха в костюмах не хватит. Слишком уж она огромна. Но есть шанс, что он добрался
