Я иду в то место, которое показала мне Рэйнбоу. Бабах-комнату.
Мне повезло. Вход почти завален обломками, разломанными кусками пещерной стены, сталактитами и снаряжением. Камень размером с валун, с острыми краями, как пьяный привалился ко входу, отчего тот стал таким узким, что я с трудом протискиваюсь в него. Камень покачивается, когда я легонько задеваю его, и я задерживаю дыхание. Если я не буду осторожной, то меня запрет внутри, а того хуже, я погибну раньше, чем активирую систему самоуничтожения.
Я не представляю, что собой представляет взрывной механизм. По счастью, мне и не надо этого знать. Что такого особенного в красной большой кнопке?
Допустим, таймер для одной штуки. Когда я нажму ее, взрыв произойдет сразу же? Нет, должна быть какая-то задержка. Вторые дети, должно быть, планировали это как последнее убежище, если их раскроют и им потребуется скрыть все следы своего присутствия. Это должен быть последний отчаянный шаг. Они могли бы разрушить свой дом, свое дерево только в том случае, когда ничего другого не оставалось бы.
Но сейчас дерева больше нет. Вторые дети исчезли. Если моя догадка верна, запуск этого массивного взрыва под землей, под самым центром Эдема, сымитирует землетрясение, подобное тому, которое отключило Экопан на некоторое время. У вторых детей будет шанс спастись. Может быть, если он останется выключенным достаточно долго, несколько людей смогут выглянуть за стенки своей тюрьмы. Может быть, это будет началом. Может быть, этого будет достаточно.
Когда дерева больше нет – терять больше нечего.
Кроме, конечно, моей жизни.
Я даже не хочу думать об этом. Это не благородная жертва, скорее необходимая. Я должна спасти их. Я ударяю кулаком по красной кнопке, плотно зажимая глаза на случай, если взрыв произойдет в ту же секунду. Все-таки люди забавные животные! Меня уничтожит мгновенно, обращая в прах, а я по-прежнему думаю, что, закрывая глаза на неизбежное, я смогу спастись.
Но уничтожения не происходит, вместо того на дисплее загорается обратный отсчет. Пятнадцать минут.
Быстроногому храбрецу хватит времени, чтобы быстро взлететь по лестницам, через лабиринт, к запасному выходу на поверхность. Он не успеет уйти далеко, может, его тряхнет мощным взрывом, собьет с ног, контузит. Звук взрыва может оглушить его. Здания могут рухнуть прямо на него. Земля разверзнется и может поглотить его. Но у него есть шанс выжить. У него есть надежда.
Но, когда я смотрю на рухнувшие лестницы, я понимаю, что мне не хватит времени, чтобы забраться наверх. Возможно, я могу вскарабкаться по стенам. Я уже вижу несколько упоров для рук и ног. Но их недостаточно. Стены почти гладкие. Мне потребуется совершить несколько попыток, чтобы найти приемлемый путь. И даже в этом случае мне может потребоваться необходимое снаряжение. И это может быть вообще невозможно. За пятнадцать минут точно не успеть.
Я бегу в то место, которое Рэйнбоу собиралась показать мне, когда нас схватили, – выход на уровне пола. Но сейчас там сплошной завал. Еще один взрыв обрушил стену пещеры, и пробраться сквозь камни, которые перекрывают выход, невозможно. Даже если бы я смогла, путь наверняка представляет собой лабиринт, так же, как и верхний, извивающийся непостижимым серпантином. Я бы ни за что не нашла выхода до взрыва. Меня уничтожит.
Я возвращаюсь в Бабах-комнату. Конечно, есть кнопка отмены. Должна быть, на случай ошибки. Таймер отсчитывает время. Осталось чуть больше девяти минут.
Я могу приостановить процесс самоуничтожения и попытаться найти выход. Но у меня может уйти целый день, чтобы найти его среди разрушенных проходов. Или я могу потеряться и никогда не найти путь обратно, чтобы снова активировать самоуничтожение. У меня может уйти несколько часов, прежде чем я найду способ взобраться по почти гладким стенам до сохранившихся лестниц. Но что случится за эти несколько часов? Кто-то сообразит, что шеф исчезла, найдет ее бесчувственное тело. План моего отца будет раскрыт.
Они могут начать копаться в великолепном мозге невинной Рэйнбоу, и Ларк, и других…
Каждую минуту промедления может случиться что-то ужасное, непоправимое.
Моя рука накрывает кнопку отмены саморазрушения. Потом я убираю ее. Осторожно я пробираюсь сквозь трещину и уже с обратной стороны всем весом налегаю на огромный кусок скалы. Он качается, потом обрушивается на стену, почти закрывая собой проход. Даже ребенок не проскользнет через щель, которая осталась. Теперь взрыв нельзя остановить.
Возвращаюсь назад к обгорелым останкам дерева и делаю себе укромный уголок среди почерневших камней. Сажа покрывает все. Я прикасаюсь к дереву ладонью. И на руке остается склизкий черный порошок. Я хлопаю в ладоши, и сажа взлетает легким облачком.
Я улыбаюсь. Потом смеюсь над тем, что улыбаюсь. Да, мы, люди, – очень странные создания.
Я скоро умру, но мне кажется, что я счастливее, чем когда-либо.
Нет, «счастье» не совсем правильное слово. Я не хочу умирать. Часть меня напугана предстоящей болью о том, что случится после смерти. Часть меня грустит о том, что я покидаю этот мир, а вместе с ним любую надежду на дружбу, или любовь, или на все то хорошее, что осталось, несмотря на самые изнурительные трудности.
Но я испытываю умиротворение.
Это мой выбор. Я отвечаю за свою жизнь! Это решение полностью мое, не результат внешнего влияния на мой мозг и не вживленные мысли. Это я, Рауэн, выбираю смерть, чтобы у моих друзей появилась возможность жить нормальной жизнью. Это может не помочь, но это лучшее, что я могу сделать. Я отдаю все, что могу отдать.
Я кладу руки на обожженные корни и чувствую что-то неожиданно мягкое и гибкое. Я смотрю вниз и, к своему удивлению, вижу крошечный росток, который пробился сквозь обгоревшие останки дерева. Просто слабая стрелка нежной зелени, зарождающиеся листочки, которые еще не раскрылись.
Жизнь! Жизнь из смерти!
Я помню, что Лэчлэн говорил мне, что это камфорное дерево было привито от дерева, которое было уничтожено атомным взрывом. Все остальное погибло, и дерево обратилось в обожженный, радиоактивный пень. Но внутри него сохранилась маленькая частичка жизни. Вскоре после взрыва оно выпустило новую жизнь. Со временем дерево возродилось, распространяя красивую сильную новую жизнь вокруг мертвого дерева. Корни выжили.
У нас, у людей, глубокие корни, как мне кажется. Некоторые из нас будут сопротивляться контролю над разумом. Кто-то сбежит из тюрьмы. Это буду уже не я, но с каждой истекающей секундой меня все меньше и меньше это заботит.
Я закрываю глаза и думаю о лесе. Но кроме одних цветов и птиц я вижу там и своих друзей. Я вижу, как Ларк бежит через луг, в ее волосы вплетены цветы; когда она танцует и смеется, после ее босых ступней от
