– Совсем я запутался. Человек со знаком лесного братства из булгарских лесов приехал в Сарай из Праги. В этом нет никаких сомнений.
– Эти оборотни язычники. Прибежище себе искали среди таких же, как сами. Не только в наших лесах. В новгородских, в Литве. Кроме того, старые связи остались с родными местами. Сами эти люди-волки, хоть в бою и страшны, в мирной жизни мало на что годятся. Потому и не пришлись никому ко двору. Рассеялись по тайным логовам. А вот связь между ними поддерживают совсем другие люди. Того же бога слуги. Только не волки. Вороны. Вещие птицы, которые далеко летают. Говоришь запутался? Тебе в руки ниточка попала, которую ты так старательно ищешь.
Туртас протянул огниво Илгизару:
– У тебя глаза помоложе. Посмотри внимательно на эту птицу. Видишь прорези под крыльями?
Тот кивнул и показал Злату.
– Знаешь для чего они? – продолжил Туртас, – В них продевают полоску пергамента. Сначала в одну прорезь, потом в другую. Нужно знать в каком порядке. Так потихоньку заматывают всю птицу. Потом пишут на этом пергаменте письмо.
– Потом разматывают! – радостно воскликнул Илгизар.
Туртас одобрительно похлопал его по плечу и закончил:
– После чего, прочитать такое послание может только тот, у кого есть точно такая птица.
– А мы письмо ищем, – выругался от досады наиб.
Он с почтением посмотрел на огниво, словно увидел его в первый раз.
– Значит само послание просто узкая пергаментная ленточка с непонятным узором? – у юноши было такое лицо, как будто ему показали фокус на базаре.
– И оно улетучилось вместе с посланцем, – добавил Злат.
Илгизар вдруг пришёл в страшное возбуждение. Он вскочил, прошёлся и схватил наиба за руку:
– Теперь это письмо нельзя прочитать без огнива!
Туртас и Злат смотрели на юношу с недоумением, не понимая, почему его привёл в такое неистовство, вроде простой и понятный вывод. Илгизар поднял руку, как для команды и гордо изрёк:
– Вот зачем Юксудыр подбиралась к тебе ночью! Она ведь не знала, что ты отдал огниво мне!
– Я ей его показывал. Спрашивал, не видала ли она его раньше, – вспомнил наиб.
– Непростая ведьмочка оказалась, – подтвердил Туртас, – Получается, послание у неё?
– Тогда, где постоялец? Час от часу не легче. Илгизар! Что тебе говорит твоя наука?
– Пока можно только строить предположения.
– Ничего другого от тебя и не ждут.
– Скорее всего посланец просто в сговоре с девушкой. Потерял огниво и хочет его заполучить.
– Самое простое объяснение. Вот только зачем ему нужно было исчезать через печку? Да ещё накануне отъезда?
– Это же совершенно очевидно. Он хотел скрыться.
– От кого?
– Он не хотел появляться на корабле. В таком случае остаются два предположения. Или он почуял слежку и решил от неё уйти, – Илгизар выдержал паузу и закончил со значением, – Или он хотел скрыться от того, кто его снаряжал. Дал сундук и голубей.
Слушавший их внимательно Туртас скривился, как от кислой клюквы:
– Чем умничать попусту, лучше бы потолковали с девчонкой. Вещи её перетряхнули.
Злату вдруг вспомнился золотой локон цвета спелой пшеницы, выбившийся из под платка девушки. Почему-то защемило сердце. Взгляд упал на расшитую тряпицу, в которую были завёрнуты пироги, и стало совсем грустно.
– Меня ведь эмир ждёт. С жёнами, – вдруг совсем невпопад сказал он, – Стол накрыли. Хотят сплетни послушать.
Товарищи воззрились на него с непониманием.
– Ты похож на собаку, которая наткнулась на рассыпанный перец? Что случилось? Девчонку жалко?
– Ты прав, Туртас. Просто подумалось вдруг. Послали меня на этот дурацкий постоялый двор собирать побасёнки для эмирских жён. Я их набрал. Потом Касриэль со своим письмом влип. Пришлось выручать. Тут на мою голову навязался этот Сулейман со своим эмиром. Его я тоже могу с чистой совестью отправлять обратно. Доклад для Могул-Буги у него в кармане. Про Касриэлевское письмо, которое, конечно, для его эмира не представляет никакого интереса. Про посланца, который его привёз. Сулейман может ему даже рассказать интересные подробности про то, что этот посланец знался с купцом Музаффаром, который, оказывается, вовсю ведёт дела с самим Могул-Бугой и его отцом. Что мне ещё надо? Не пора ли остановиться и оставить в покое всех этих людей, до которых мне нет никакого дела?
– Девчонку жалеешь… Кто-кто, а я тебя понимаю, – согласился Туртас, – Всё хочу спросить, ты чего не женился? Меня хоть судьба мотала по всему свету. По чужим краям, под чужими именами. А ты?
– Даже и не знаю, – просто сказал наиб, – Как-то не пришлось.
– Вот, Илгизар. Смотри на своего наставника и мотай на ус. Давай тебя, пока не поздно, женим на сказочнице? Свадьбу справим по нашему буртасскому обычаю. Или мордовскому. Погуляем недельку. Не пришлось на своей свадьбе, так хоть на твоей. Или, давай на этой ведьме. Будешь с Могул-Бугой шурьями, как мы с Урук-Тимуром. Глядишь, он тебя визирем сделает.
Все засмеялись.
– Пожалуй, ты и прав, – снова обратился он к Злату, – Что тебе за дело до этих тёмных дел? Радуйся, что не в Китае богдыхану служишь. Там от расследования так просто не отвертеться. Чиновник обязан его каждый раз до конца доводить – и письменный отчёт в архив. Вот только отпустит ли тебя из своих когтей этот ворон? Ведьма помнит, что он у тебя.
– Ворон в моих руках нем. Значит не опасен. А вот ты унёс почтовых голубей.
– Ну и что? Придёт хозяин – отдам. Пусть только за прокорм заплатит.
Так и балагурили дотемна, доедая сарабаевские пироги.
Бронзовый ворон, забытый всеми, лежал на столе. На когтях его мерцали отблески пламени.
XX. Серебро закамское
Сулеймана наиб встретил по дороге к дворцу. Он расстался с Илгизаром и Туртасом, которые решили отправиться ужинать на постоялый двор Сарабая, а сам пустил коня медленной рысью. Уже смеркалось, и к заставе проехала первая ночная стража.
На улицах не было ни души. Мелкий дождик усиливался, все давно сидели по своим дворам. Только со стороны жилья до дороги дотягивался стелющийся по земле дым очагов. Он мешался с запахами горячих лепёшек, варёного мяса, рыбы и ещё чего-то вкусного, заставляя запоздалого путника ещё быстрее стремиться в домашнее тепло.
Стремянного Могул-Буги Злат признал ещё издали, едва заслышав топот несущегося вскачь коня. Кто ещё будет нестись по городской улице, будто по бескрайней степи, как не бывший ловчий, привыкший поспевать за сворой борзых собак?
– Пришёл купец, – сходу объявил юноша, едва поравнявшись.
Расслабившийся и уже отошедший мыслями от расследования наиб даже не сразу сообразил, что речь идёт о том самом купце из Крыма, который должен был купить у Касриэля злополучное письмо.
– Он хочет с тобою встретиться.
– Ты его сильно напугал? – от не в меру усердного юноши можно было ожидать всего. Он запросто мог, сгоряча, наговорить такого, что бедный купец сходу наложил в штаны.
– Сам разговор завёл. Едва заслышал нашу беседу с менялой. Вцепился в меня сразу, как клещ в собачье ухо. Устрой, говорит, мне встречу с наибом. Чтобы не во дворце, а где-нибудь, где можно поговорить душевно. Без чинов.
– Разумный купец. Хочет дружить с властью, – засмеялся наиб.
– Слишком сильно хочет, – замялся Сулейман, – Мы как раз с менялой разговор завели о моём долге. Который Соломон за меня в Диване заплатил. Касриэль хотел его на себя переписать. Так этот купец, как только прослышал, так сходу и встрял. Забудь, говорит, достойный мирза, про это досадное недоразумение. И прямо тут же из кошеля выложил серебро.
– Шесть сумов? – изумился Злат.
– Вот я и подумал, – даже вольному сыну степей, не ведавшему истинной цены денег, сумма показалась слишком большой, – что у него до тебя какое-то очень важное дело. Касриэль тоже попросил.
– На чём порешили?
– Велел ему ждать на площади возле дворца, а сам к тебе.
– Это было не совсем разумно. Он мог легко прийти ко мне во дворец сам и встретиться совершенно бесплатно. Немыслимые деньги заплачены именно за то, чтобы встреча прошла вдали
