Злат придержал коня и задумался.
– Езжай и передай, что я его жду на дороге. Постой! Давай попрощаемся. Твоё расследование закончено. Теперь и дело с долгом утряслось. Можешь отправляться к своему эмиру. Расскажешь ему про письмо из Праги, про исчезнувшего посланца и про голубков Музаффара. Только ничего не перепутай. Думаю, он тебя похвалит. Только не спеши, не гони своих людей прямо в дождливую ночь. Выспись, отдохни. К эмиру доберёшься как раз к вечеру, когда он уже поужинает, примет ковш-другой вина и будет рад благодушно послушать длинную историю. Ты хочешь ещё что сказать?
Было видно, что Сулейман замешкался. На его бесхитростном лице читалась печаль.
– Прости меня, почтенный наиб, – сказал он после недолгого колебания, – Я доставил тебе столько хлопот. Если бы не ты, я так и остался бы в капканах, которые в изобилии таяться на здешних улицах. Может я не так умён, как твой учёный помощник, но рука моя тверда, а сердце предано друзьям. Если тебе, когда-нибудь потребуется моя помощь, только дай знать. Твои враги станут моими врагами.
Злат обнял юношу и долго смотрел ему вслед. Он вспомнил, последние слова Сулеймана и усмехнулся. Как легко в этом мире обзавестись врагами. Даже если находишь друзей.
Ждать пришлось недолго. Купец спешил.
– Сулейман сказал, что моё внимание ты оценил в целый мешок серебра, – вместо приветствия произнёс Злат, когда тот приблизился.
– Это был лишь задаток, – засмеялся купец, – Когда сейчас я услышал от него добрую весть, то отблагодарил ещё.
Злат вздрогнул от неожиданности. Слова были произнесены по-русски. Язык был собеседнику не родной – в речи чувствовался сильный выговор. Купец явно рассчитывал на доверительную беседу.
– Если тебе трудно говорить по-русски, можешь перейти на кипчакский. Или ты его тоже плохо знаешь?
– Моё имя Авахав. Я купец из Сугдеи. Русские называют её Сурожем. Она лежит на пересечении многих путей, по которым туда приходили люди с разных концов света. Поэтому любой сурожанин с малолетства привыкает говорить сразу на нескольких языках.
– Ремесло купца – покупать и продавать. Ты только что заплатил целую кучу денег.
Авахав негромко засмеялся. Он так и не перешёл на кипчакский язык.
– Хочешь знать, что за товар я купил и кому его хочу продать? Сегодня утром в православную обитель с епископом приехал один человек. Мне очень нужно его увидеть. Тайно.
– Единственное, что я смогу для тебя сделать, это передать твою просьбу. Мне не трудно.
– Этот человек прибыл из Москвы. Его имя Алексий. Мне очень бы хотелось поговорить с ним с глазу на глаз. У меня есть товар, который он обязательно захочет купить.
– Похоже ты спутал меня с посредником-миянчи. Напомнить тебе, кто я?
– Ты, слуга хана. Кого, как не тебя позвать для тайных дел, которые со стороны могут показаться подозрительными? От хана у меня тайны нет. Значит, от тебя тоже. Сурожские купцы хотят вести дела в Москве, многие уже давно это делают. Для этого нужно дружить с тамошним князем. Этот монах очень близкий к нему человек. Хочешь я скажу, зачем он сюда приехал? Он вынюхивает след литовского княжича Наримунта, которого год назад захватил киевский баскак. Я могу в этом помочь. Теперь понятно, для чего такая тайна? Передай ему мою просьбу, и я щедро отблагодарю тебя. Думаю, он тоже.
Злат засмеялся:
– Долг любого доброго человека содействовать соединению двух любящих сердец. Даже если одно из них любит власть, а другое деньги.
– Можешь выбрать любую рабыню на рынке, какую пожелаешь, – стал скорее ковать, пока горячо, купец, – И любого коня. Можешь не торопиться. Я оставлю тебе пятьсот иперперов, купишь, когда пожелаешь.
Злат покосился на него с подозрением и предложил:
– Тут недавно одни дорожный сундук хотели купить за такую же сумму. Может возьмёшь?
– Какой сундук? – испугался Авахав. Кажется искренне.
– Пошутил, – успокоил его наиб, – Просто везёт в последнее время на щедрых людей.
– С моей стороны никакой щедрости. Деньги не мои. Их собрали сурожские купцы для важного дела. Невероятной важности, – подчеркнул купец.
– Поехали скорей, пока совсем не вымокли. Дождь усиливается и мельчает. Быть ночью туману.
Алексий почти бегом выбежал из кельи, которую ему отвели в епископских покоях, едва ему передали просьбу наиба о встрече.
– Привёл тебе человека. Он что-то знает про Наримунта.
На лице инока смешалось восхищение и изумление:
– Не зря мне посоветовали обратиться к тебе! Где он?
– Мокнет за воротами. Хочет переговорить без лишних глаз.
– Веди сюда. Я сам вас встречу на крыльце.
Караульщик на воротах даже не осмелился спросить имя незнакомца, которого мимо него провёл сам наиб. Только поклонился услужливо и бросился прилаживать на место толстую жердь, перегораживающую проход. Ворота закроют только с наступлением второй ночной стражи.
Злату всегда был непонятно зачем их вообще поставили, если вокруг нет надёжной ограды. Крепкой стеной в Сарае был окружён только квартал арабских купцов. Но там дело особое. В полной мере он заселялся только летом, когда приходили караваны и корабли из-за моря. На зиму там оставались только немногочисленные слуги. И склады, полные товаров. Со стеной спокойнее.
В других местах запирание и отпирание ворот были больше ритуалом, отделяющим дневную стражу от ночной.
У крыльца Злат хотел было уже развернуться, но Алексий вцепился в его рукав мёртвой хваткой и потащил за собой. Наиб вспомнил жареную утку с янтарной белорыбицей и не стал сопротивляться. Тем более что плащ уже совсем вымок.
В маленькой келье было жарко, инок велел подтопить суфу у стены. На столе, кроме вина, стояло только блюдо с пирожками. Гостей, видно, не ждали. Фитиль из стеклянной лампы был щедро выставлен почти на палец – света было много.
Злат отхлебнул из кубка и усмехнулся. Вино было давешнее – кипрское.
– Мне сказали, что ты принёс известие о литовском княжиче Наримунте?
– Наши купцы, которые были по делам в Москве говорили, что князь Иван Данилович очень обеспокоен его судьбой. В прошлый приезд в Сарай всех о нём спрашивал. Вот мы и подумали, что тебе будет интересно с ним повидаться.
– С Наримунтом? Ты можешь устроить нашу встречу?
– Для этого меня сюда и послали, когда узнали, что в Сарай направился близкий человек московского князя. Спросишь, почему наши купцы не обратились к самому Ивану Даниловичу? Мы, люди серьёзные, привыкли показывать товар лицом. Такие дела не делаются на одних словах и обещаниях. Слишком легко остаться обманутым. Чем наши люди в Москве могли подтвердить, что Наримунт у них? А твоему слову князь поверит.
– Где княжич?
– Он в надёжном месте. В безопасности. Вашу встречу, думаю, поможет организовать Хрисанф Михайлович. Он верный слуга хана и поставлен блюсти закон. Его присутствие удержит горячие головы, буде таковые найдутся, от опрометчивых и необдуманных бесчестных поступков.
– Когда?
– В любое удобное обеим сторонам время. Только сначала я хотел бы обговорить некоторые предварительные условия.
– Слушаю.
– Разговор будет о закамском серебре. Том самом из-за которого сейчас идёт война князя с Новгородом.
– Шкура неубитой лисицы, – махнул рукой Алексий. Заодно поправил, – Не война, а размирье.
– Хрен редьки не слаще, – вздохнул купец, – Только это дела княжеские. Мы, давай вернёмся к серебру. Несколько лет назад брат нынешнего князя Юрий Данилович нежданно-негаданно объявился в Сарае весь набитый серебром. А ведь совсем недавно, он из-за долгов перед ханом лишился ярлыка и бежал от гнева Узбека в Новгород. Его несколько раз вызывали в Орду, но он даже ухом не вёл. Все уже решили, что его песенка спета, и он так и будет доживать век там, куда не достаёт рука Орды. А он явился сам. Да ещё не с пустыми руками. Думаю, не нужно говорить во что обходятся всякие покровители у ханского престола? Жёны, эмиры, чиновники? Да и самому Узбеку красивые глазки ни к чему? Откуда деньги?
– Понятно же. Новгородцы дали.
Авахав с готовностью кивнул.
– Теперь Иван Данилович с них опять эти деньги требует. Не те, что по обычаю положены, а сверх прежнего. Называет это серебром закамским. До войны дело дошло. Дело ведь ясное. Добрался Господин Великий Новгород до какого-то сказочно богатого места
