Мудрый был человек посол Кун. Злат потом часто его вспоминал. Жалея, что нет у него той чудесной книги. Он и называл тогда дела северной страны, которыми ему пришлось заниматься, чёрными.
Уже, когда Злат был наибом, кровавые дела московские снова вскользь коснулись его. В Сарае тогда судили тверского князя Дмитрия, сына казнённого Михаила. Судили за убийство того самого бывшего московского князя Юрия, по навету которого сгубили его отца. Дело тянулось необычно долго. Целый год. После бегства Юрия, ярлык на великое княжение отдали Дмитрию. Узбека долго угнетала мысль, что его отца он казнил несправедливо. Вот тут и объявился в Орде Юрий. Приехал с повинной. А ещё с сундуками, полными серебра.
Серебро ведь, хоть само тонет, зато людей наверх тащит. Сразу появились у Юрия в Орде защитники и доброжелатели. Вскоре и Узбек его простил.
Что уж там про меж них вышло, только столкнулись два ненавидевших друг друга князя. Точно в день памяти убиённого Михаила. То ли, кто сказал что не то, то ли ещё что, только зарубил тверской князь супротивника.
Один русский убил другого, какое дело хану до их дел? Юрий на то время и не хан был вовсе, ярлыка не имел. Только не всё так просто оказалось. Был Юрий муж родной сестры Узбека. Почитай, близкий родственник. Его убийство нельзя было оставить просто так. Нарушить закон степи хан не посмел. Передал Дмитрия суду Диван-яргу. Осудили его на смерть.
Много тогда в Сарае говорили про это дело. Жалели князя, что за отца отомстил. Сочувствовали, одобряли даже. Хвалили и Узбека, что соблюдает древний закон.
Сам хан на это пошёл, скрепя сердце. В глубине души он так и не простил Юрия за то, что он заставил его пролить невинную кровь. Хоть Юрий и отговорился на Кавгадыя. Его же самого в Твери не было. После смерти Дмитрия ярлык на великое княжение Узбек передал его брату Александру.
Только, словно злой рок висел над тверскими князьями. Вскоре в Твери восстали горожане, убили ханского посла Чолхана. Бежал Александр сперва во Псков, потом в Литву. Великим князем стал брат Юрия Иван.
Теперь московские дела затягивают и этого Наримунта. Его отец как раз приютил и поддержал бежавшего Александра. Уже и цена за удалую головушку назначена.
Затянули они и Злата.
Завтра придётся отвезти литовского княжича к эмиру. Пускай отправит его к Узбеку. Как ни крути, а это безопасней.
Плохо только, что Злат перебежал дорогу самому эмиру Алибеку, сыну того самого Исатая, что некогда Тук-Бугу зарубил и Узбеку путь на царство отворил. За ним могучий род кийятов. С Алексия взятки гладки – он монах, его ханский ярлык защищает. А вот на наибе отыграются.
Снова вспомнился мудрый Кун. Он как-то сказал: «Когда два тигра дерутся, умная обезьяна сидит на дереве и ждёт, когда можно будет завладеть добычей».
Когда судьба посылает тебе нового врага, его враги становятся твоими друзьями. Придётся вспоминать, кто точит зубы на самого Алибека. Хочешь – не хочешь совать нос в придворные дрязги. Попал в воронью стаю – каркай. По всему выходит, что, коль крымский наместник дружбу водит с генуэзцами, то между ним и кунгратом Могул-Бугой, который благоволит венецианцам, сейчас пробежала чёрная кошка. Больше надеяться не на кого.
Если Сулейман не ускакал в ночь, а послушался совета, то выедет рано утром. Другого пути, как по дороге мимо этого постоялого двора нет. Значит нужно завтра встать пораньше. С этой мыслью Злат и уснул.
Он не ошибся. Когда он, поднявшись ещё затемно, потихоньку, чтобы не разбудить Илгизара, вышел за ворота, то вскоре услышал в предутренней тишине топот лошадей.
– Молодец, что послушался, – похвалил наиб Сулеймана, радостно соскочившего с коня, чтобы поприветствовать его, – Люди выспались, лошади отдохнули. Ещё до вечера будете в Новом Сарае. Есть у меня ещё одна важная новость для Могул-Буги. Очень важная, поважней всех остальных. С неё и начни, как до эмира доберёшься. Передай, Алибек кийят, сын Исы, вёл в Сарае тайные переговоры с московским посланником о выдаче ему пленённого сына литовского князя Гедимина Наримунта. Запомнишь имя?
– Наримунт, Наримунт, – повторил Сулейман.
– Повторяй в дороге, всё равно делать нечего. Так вот, этот Наримунт от Алибека сбежал и сейчас находится у меня. Это очень важно. А теперь не медли.
Сулейман кивнул, вскочил в седло и через мгновение со своим маленьким отрядом исчез в тумане.
XXV. Превратности судьбы
Нужно было спешить. Едва заскрипела во дворе телега водовоза, начинавшего свой объезд с самого дальнего места, Злат отправился во дворец. Дождя не было, зато всё укутал густой туман и было сыро и неуютно. Зато заметно теплело и не было ни дуновения. На дороге наибу не встретилось ни души, но из светлеющей мглы уже доносились звуки и запахи просыпающегося города. Переговаривались где-то расходящиеся по домам ночные караульщики, пахло дымом.
Подъехав ко дворцу, Злат сразу понял, что опоздал. Сегодня не только он поднялся до рассвета. Запертые обыкновенно в эту пору ворота были раскрыты, а двор был полон лошадей и всадников. Возле великолепного скакуна, покрытого роскошной попоной, скучал стремянной, в такой же шёлковой юбке, как у Сулеймана.
Стражники не приветствовали наиба, как обычно, а сразу обступили его прямо в воротах.
– Эмир велел задержать тебя и доставить к нему, как только ты появишься, – сказал старший. И негромко добавил, как бы предупреждая, – К тебе домой тоже отправили стражу.
Поднятый до рассвета с постели эмир был зол. Он сидел возле жаровни, с ещё только разгоравшимися углями, вместе с молодым человеком, одетым в расшитый красный халат, опоясанный золотым поясом. На шапочке посетителя с металлическим навершием красовалось два пера. В комнате зажгли сразу несколько ламп, поэтому было даже слишком светло. После сумрачной туманной улицы эта нарочитая яркость показалась Злату недоброй и необычной. Потом он понял: лампы стоят в разных местах, поэтому исчезли тени.
– Вчера вечером я снова напрасно прождал тебя с докладом, – сердито начал эмир, – А сегодня меня до рассвета подняли с постели, чтобы обвинить тебя в измене.
Злат улыбнулся, как можно более беспечно, хотя сердце его ёкнуло.
– Думаю, это сделал эмир Алибек? – Наиб не поприветствовал собеседника эмира ни единым жестом, словно его не было в комнате, – Обвинив меня в связях с врагами хана? Кажется утром я уже слышал что-то похожее в суде. Правда там обвиняли простого менялу и дело оказалось наговором.
Спокойствие и самоуверенность Злата благотворно подействовали на эмира:
– Ты, как всегда всё уже знаешь, – усмехнулся он, – Может и дальше сам расскажешь?
– Это несложно. Эмир Алибек обвинил меня в сговоре с иноком московского Богоявленского монастыря Алексием с целью организовать побег пленного литовского княжича Наримунта.
– Вот видишь! Он сам сознался! – не выдержал Алибек.
– Разве это признание? – невозмутимо спросил Злат, – Больше похоже на утверждение: «На воре шапка горит!»
– Ты кого назвал вором!? – бросился к нему взбешённый Алибек, но наиб даже не шелохнулся.
– Будь осторожен, вельможный эмир, – сказал он с ледяным спокойствием, – На моей груди не висит сейчас ханская пайцза. Но она у меня есть.
– Считай, что уже нет! Это же твой помощник, – повернулся Алибек к эмиру, – Ты его назначил?
– Я действительно сам выбрал его себе в наибы. Но, утвердил это решение и выдал ему пайцзу хан, – эмир отвёл глаза и добавил негромко, – Так что он прав. Давай послушаем, что он скажет дальше. Тебе, как я понял, есть что сказать?
– Вчера ко мне обратился один человек, купец из Крыма, – Злат
