Взявшись за ручку ворот, я прокричала внутрь:
– Па, кажется, шесть месяцев назад у вас было три собаки. – Я наклонилась и погладила попавшуюся под руку мордочку, и тут же остальные стали тыкать меня мокрыми носами, требуя внимания, извиваясь и визжа от радости неожиданного общения. – Я не ошибаюсь? По-моему, их здесь пять.
– Пять, – подтвердил появившийся из амбара отец. – Мама Паркер влюбилась в того коричневого щенка, когда мы были два месяца назад в Канзасе. Уверяла, что она сама просилась поехать с ней. Теперь она с нами. Мы назвали ее Фони-Энни.
– Это четыре. А их пять.
– Не могли же мы взять одну. – Отец произнес это так, будто собака была чем-то вроде пакета картофельных чипсов. – Прихватили еще этого серебристого. Мама Паркер назвала его Мёрфи, в честь героя войны.
Справившись со снегом и сворой собак, мы с Клинтом вошли в сарай, и я полной грудью вдохнула запах люцерны. Амбар был просторный и построен основательно. У одной стены было достаточно места для восьми стойл, где содержались кобылы, жеребята и два красавца жеребца – определенно, папин тайный резерв. Угол до самой крыши был завален сеном, в огороженном отделении рядом хранилось зерно. Я вдохнула терпкий запах сена.
– А где остальные лошади? – Я подошла к первому стойлу и погладила плюшевую морду.
– На пастбище. Там есть навес и сена хватит на пару дней. С ними все будет в порядке. – Он ткнул пальцем в колонку на полу. – Клоп, ты можешь наполнить поилки. Клинт, задай им сена. – Отец нахмурился. – Надеюсь, спина позволит? А я отмерю зерно.
– Моя спина никогда не мешает мне работать на природе, – заверил Клинт.
– Вот и отлично. Собаки, на улицу. Побегайте, разомнитесь немного. – Он несколько раз ударил по дну ведра, которое держал в руках. – Не мешайте здесь!
Каждый из нас принялся заниматься своим делом.
Амбар заполнился звуками, сопутствующими выполняемой работе, попутных бесед с лошадьми и мяуканьем кошки, которую собаки прогнали с ее территории.
Кобылы все были как на подбор, четвертьмильной породы, плотной конституции и чрезвычайно добродушного нрава. Двухлетние жеребята, угловатые и большеголовые, были похожи на пятнадцатилетних подростков, только без прыщей и идиотских ухмылок.
Я толкнула ворота и вошла в стойло к одному из них. Поилка была пуста. Я оглядела повязку на одной ноге и вздохнула.
– Па, кажется, с ногой все хорошо. Совсем не горячая.
– Да, он поправится. – Отец перегнулся через ограждение. – Поможешь мне вечером сменить повязку?
Я кивнула и насторожилась, уловив странный звук, похожий на вой и стон одновременно. Ничего подобного я никогда не слышала, и это меня испугало.
– Что за черт? – пробормотал отец и направился к выходу.
– Клинт! – закричала я что было сил, но он уже и сам все слышал, бросил тюк с сеном и подбежал ко мне.
Следом за отцом мы пошли к воротам.
Как ни странно, но за то недолгое время, что мы провели в амбаре, ветер стих, хотя снег по-прежнему сыпал. Сквозь его плотную завесу пробивался лишь робкий дневной свет. Пейзаж опять напомнил мне Колорадо, где, оказавшись в снежном плену, я провела чудесные выходные в шале в Маниту-Спрингс.
Мы озирались, пытаясь определить источник звука.
– Наверное, щенки провалились в снег, – предположил отец, – и теперь не могут выбраться, оболтусы. – Он несколько раз громко свистнул. – Фони! Мёрфи! Скорее сюда!
Псы вылетели из-за угла и с визгом бросились к нам.
– Что с вами приключилось? – затянул отец, теребя гладкие морды.
– Па, собаки напуганы, – произнесла я. – И двух не хватает.
– Щенят, будь они неладны. Так и знал, что провалятся в снег. Кажется, звук идет со стороны пруда. Пойду притащу этих оболтусов.
Отец сделал несколько шагов, но его остановил Клинт:
– Подождите.
От его интонации у меня зашевелились волосы.
– Здесь что-то есть, – добавил Клинт.
– Говори яснее, сынок, – велел отец.
Вместо ответа, Клинт повернулся ко мне и спросил:
– Ты чувствуешь?
Я сразу поняла, о чем он. Волосы на голове у меня зашевелились именно от этого.
– Да. – От страха язык у меня во рту едва ворочался.
– Вы о том монстре? – оживился отец.
– Да, похоже, Нуада здесь.
Звук стал громче, и теперь я безошибочно могла определить, что он доносится со стороны пастбища. За ним был пруд, где было достаточно воды для лошадей и рыбы для того, кто захочет забросить удочку.
– Если он что-то сделает с моими собаками, я очень разозлюсь. Шеннон, винтовка на своем месте. Только осторожно, она заряжена.
– Нам надо держаться вместе, – покачал головой Клинт.
– Прежде всего нам надо защитить Шеннон, – отрезал отец.
– Сэр, Шеннон обладает большей силой, чем любое оружие.
Я взяла отца за руку и подтолкнула вперед. За ним пошел Клинт, потом уже я. Мы обошли амбар и прошли вдоль забора до запертых ворот. Папа открыл замок, и они с Клинтом надавили на створку, заваленную сугробом, но смогли лишь добиться, чтобы образовалась узкая щель. Мы с трудом пролезли в нее и двинулись к пастбищу.
Вскоре мы увидели лошадиную кормушку, заваленную снегом, отчего она напоминала луноход из романов Брэдбери. За ней футах в двадцати мы с трудом разглядели гладкую поверхность пруда. Вой доносился оттуда.
Несмотря на то что отец был старше нас на двадцать с лишним лет, он ловко пробирался по снегу и оторвался от нас с Клинтом, спеша прийти на помощь собакам. Каждые несколько секунд он призывно свистел и кричал:
– Фон! Мёрфи! Ко мне, оболтусы!
Наступив на край глубоко зарытого в снег камня, я упала лицом вниз. Клинт мгновенно оказался рядом, помог мне встать и отряхнуться.
– Не ушиблась?
Я замотала головой и посмотрела через его плечо на отца. Он остановился, должно быть, на берегу пруда. Только с этой стороны спуск был довольно пологим и свободным от деревьев и кустарников. Именно сюда подходили на водопой лошади и бежали мы, мечтая спастись летом от зноя. Папа неотрывно смотрел на корку льда. Приблизившись, я заметила две дорожки следов, ведущие к самому центру пруда, туда, где в темной проруби барахтались щенки. От ужаса я чуть не задохнулась. Бедняги изо всех сил работали лапами, чтобы не уйти под воду, время от времени из пасти одного из них доносился страшный вой, который так нас напугал. Я увидела, как серебристо-серая лапа легла на край полыньи, но, не сумев зацепиться, соскользнула в воду, оставив после себя кровавые следы.
– Клинт! Какой ужас!
Опять повернувшись к пруду, я увидела, что отец уже ползет на животе по его поверхности к полынье.
– Папа! – Мы с Клинтом рванулись вперед.
– Не двигайтесь! – остановил нас отец.
– Лед тонкий, ты провалишься! – что было сил закричала я.
Папа не ответил, но и не остановился. До меня донеслись обрывки ласковых слов – он пытался успокоить щенят. Надо признать, выть они перестали, лишь изредка повизгивали.
В следующую секунду я посмотрела на воду и похолодела, увидев, как она становится черной.
