– Он обещал сделать все, что в его силах, – напомнил Столыпин. – И сделал. Просто этих сил оказалось недостаточно. Мы в Министерстве внутренних дел высоко оцениваем результаты дознания Алексея Николаевича. Изловил банду беглых каторжников – раз. Спас от взрыва казенный пороховой завод с прилегающими слободами – два. Разоблачил злодея, известного под фамилией Люпперсольский, который снабжал оружием боевиков, – три. Разве этого мало?
Александра Федоровна, видимо, почувствовала, что и вправду перегнула палку. Она протянула мужчинам руку для поцелуя и сказала:
– Идите. Храни вас Бог. Деньги положите на трюмо.
Они вышли, и Петр Аркадьевич принялся вытирать лысину носовым платком. Обернулся на лакеев и сказал только:
– Уф…
В начале декабря Столыпин как министр внутренних дел подал государю проект Высочайшего приказа по гражданскому ведомству в части МВД. Там были ходатайства о награждении к предстоящему Рождеству чинов министерства. Коллежского советника Лыкова предлагалось произвести в статские советники «за отлично-усердную службу». Государь вымарал этот пункт без объяснения причин…
Эпилог
По-разному сложились судьбы героев нашего повествования. Дмитрий Дмитриевич Кобеко получил чин действительного статского советника и в 1907 году был назначен тульским губернатором. Там осекся с графом Толстым – слишком неаккуратно выслал его секретаря Гусева. Министр был недоволен, хотел отправить чиновника руководить захолустной Олонецкой губернией. Но потом смягчился. Кобеко назначили в Смоленск, где тот встретил Великую войну. Губерния была прифронтовая, хлопотная. У Дмитрия Дмитриевича опять вышел конфликт, на этот раз с принцем А. П. Ольденбургским. Тот в должности верховного начальника санитарной и эвакуационной части носился с места на место, «подтягивал» медиков и администрацию. Принц действительно сделал много полезного по своей должности. Но характер у него был вспыльчивый и истеричный, что многих вполне приличных людей довело до краха. Вот и Кобеко принц обвинил в нераспорядительности по отношению к пленным туркам. Видимо, в той суматохе смоленскому губернатору было не до них… В результате Дмитрия Дмитриевича уволили с должности по состоянию здоровья, чтобы не лишать пенсии. Через две недели после грубой отставки Кобеко скончался от воспаления легких. Ездил в Петербург спасать свое доброе имя, в дороге простудился и умер.
Виктор Платонович Васильев – боевик по кличке Янычар – бежал из России за границу. В 1914 году он был арестован в Швейцарии по запросу нашей полиции и возвращен на родину. Получил тот срок, что давным-давно назначил ему суд (десять лет каторжных работ), и сгинул в Сибири.
Другой Васильев, Алексей Иванович, ушел в отставку с должности казанского полицмейстера 13 февраля 1914 года. На нервной полицейской службе он заработал себе тяжелую болезнь – грудную жабу. Дальнейшие следы этого достойного человека теряются.
Всеволод Всеволодович Лукницкий погиб в 1917 году при трагических обстоятельствах. 14 августа вообще стало черным днем в истории Казани. На железнодорожной станции Пороховая сложили в штабель два вагона французских фугасных снарядов. Рядом поместили селитру в мягкой таре. И поставили часового из запасных… К тому времени Милюков с Керенским уже полностью разложили армию. Дисциплина упала, солдаты не подчинялись офицерам, шло массовое дезертирство. Идиот часовой закурил на посту – возле снарядов и селитры! А затем бросил окурок в сухую траву. Та загорелась, и огонь стал быстро продвигаться к снарядам. Виновник сбежал, а сторожиха Красильникова в одиночку пыталась тушить пожар. Храброй женщине не удалось предотвратить трагедию. Раздался взрыв, осколки от фугасов полетели на пороховой завод и на расположенный рядом склад артиллерийских снарядов. Началось светопреставление, которое длилось четыре дня. Были уничтожены около миллиона снарядов, огромные запасы нефти, мазута и пороха. Старая часть завода оказалась разрушена, производство продолжили потом в новых корпусах, выстроенных к войне. Казань охватила паника, многие бежали из города. 20 человек погибли, 172 получили ранения. 152 здания превратилось в руины.
Среди погибших был и Лукницкий. В момент первого взрыва генерал обедал у себя дома. Вместо того чтобы спасаться бегством, старик ринулся на завод, чтобы лично организовать эвакуацию людей. И погиб. Взрывом ему оторвало руку, и он умер в госпитале от потери крови. Есть легенда, что тяжелораненый генерал успел открыть дренажную систему и затопил склады взрывоопасных веществ. Чем спас завод и город от еще больших бед. Историки подвергают это сомнению. Действительно, никакой дренажной системы на пороховом заводе попросту не существовало. Да и человек, которому оторвало руку, никуда бежать не может и никакой рычаг не нажмет… Но легенда характерная, она говорит о том всеобщем уважении, которым Всеволод Всеволодович пользовался в Казани. Про кого попало такую не сложат. На похороны Лукницкого пришла половина города.
Неудачей коллежского советника Лыкова не закончились поиски чудотворной иконы Казанской Божьей Матери. Так, М.В. Прогнаевский разыскивал ее до самой революции. В 1909 году он написал многостраничный рапорт на имя товарища министра внутренних дел, командира корпуса жандармов Курлова. В нем ротмистр доказывал, что образ цел и его можно отыскать. В результате он вновь вернулся в Казань, но уже с чрезвычайными полномочиями. Местная полиция и ГЖУ были отстранены от дознания, зато ротмистру помогали два опытных агента Московской сыскной полиции, выделенных А. Ф. Кошко. Основанием для командировки были какие-то «серьезные сведения» о сохранности иконы. Сыщики из Москвы пришли к выводу, что образ и вправду цел и его купили старообрядцы. А участвовала в этом игуменья Маргарита, за полтора миллиона рублей!
Год спустя скандально известный иеромонах Илиодор получил письмо из саратовской тюрьмы от некоего Кораблева. Тот был убийцей, отбывал пожизненную каторгу, но застрял в Саратове по одному из дознаний. Арестант писал, что знает, где искать пропавшую икону. Поскольку участвовал вместе с Чайкиным в ее похищении! Она действительно находится у раскольников, и Кораблев готов ее вернуть правительству. Образ пребывает в тайной старообрядческой молельне одного из губернских городов. Изъять его оттуда можно, лишь преступив закон. Наверно, придется даже убить охранника. Но Кораблев сделает это, если получит личные гарантии от государя, что не будет потом наказан… А пока необходимо перевести его из саратовской цинтовки в другие губернские тюрьмы: Царицына, Казани, Москвы и Рыбинска. И снабдить значительной суммой денег. Арестант вступит там в сношения с нужными людьми и организует возврат иконы.
Илиодор и епископ Саратовский Гермоген поверили мошеннику. Илиодор даже объявил дату, когда он торжественно привезет пропавший образ в Казань, – 22 октября 1911 года. А Гермоген лично вручил Кораблеву тысячу рублей на подкоп под молельню. Но Прогнаевский не был столь наивен. Он побеседовал с узником и понял, что тот затеял всю историю лишь для того, чтобы организовать побег.
Однако Гермоген не унялся. Он бомбил письмами Курлова и Столыпина, требуя перевести уголовника в рыбинскую тюрьму. И
