Градоначальник собрал весь руководящий кадр полиции и спросил, что те намерены делать. Обыватели напуганы. За один день три нападения. Убит сторож, торговец с пулей в виске пока мучается, но не жилец. Начали грабить уже тузов-промышленников. Сколько еще это будет продолжаться?
Словно в насмешку над властями, через день случилась новая шумная экспроприация. На той же Большой Садовой в доме номер сто сорок четыре помещался гастрономический магазин Ермоленко. Вечером перед закрытием туда вломились трое с револьверами и принялись грабить кассу. В это время несколько приказчиков сидели в дальней комнате и пили чай. Один из служащих прокрался к ним и сообщил о нападении. Приказчики решили выбраться через задний ход на улицу, войти в главную дверь и поймать злодеев. Но те услышали шум и бросились наутек. Успели лишь цапнуть из кассы сто рублей.
На улице бандиты разделились. Двое рванули на Малый проспект, погоня — за ними. Парни стали бросать на мостовую какие-то огненные шары. Преследователи подумали, что это бомбы, и остановились в нерешительности. Потом выяснилось, что это были комья ваты, пропитанные бензином. Воспользовавшись замешательством, один бандит убежал на Большой проспект и там скрылся. Второй влетел в ворота дома между Большим проспектом и Малой Садовой, где его и скрутили ретивые приказчики.
Третий нападавший долго бегал по городу и был в конце концов схвачен в Николаевском переулке городовым.
Таким образом, двое из трех бандитов были арестованы. Их поместили в губернскую тюрьму и стали допрашивать. Но дело шло туго. Задержанные отказались назвать имя своего сообщника. По всем признакам, это были бойцы Среднего Царя. Укрывались на выгоне, нигде не работали, промышляли револьверами… Между Темерником и пассажирским путем Юго-Восточной железной дороги расположилась цепочка кирпичных заводов: Золотарева, Руденького, Бахтина, Иванова, Дракина, Окулича с Поповым. Народ в их казармах жил обособленной жизнью. В город они ходили, как на войну: подраться и пограбить. Ну, попались двое на гранде. Получат арестантские роты. Мелюзга, пушечное мясо заправил. Для них Хан Иван — высшее начальство, Прохора Царева они в глаза не видели и вывести полицию на него не смогут.
Грабежи сыпались как из рога изобилия. Каждую ночь в Ростове кого-то раздевали. А еще снимали телеграфную проволоку сотнями саженей, ломали кассы, врывались в квартиры. Были и другие происшествия, пока непонятные полиции. Так, в Затемерницком поселении застрелили старшего мастера котельного цеха главных мастерских Владикавказской железной дороги. То ли с ним свели счеты обиженные рабочие, то ли наемные убийцы выполнили заказ на расчистку хлебного места. Затем возле Нового базара нашли еще один труп, мужчины лет тридцати с выпущенными наружу внутренностями. Лыков проверил по картотеке и опознал Ивана Подосинникова из банды Цецохо. Видимо, Чертов отряд снова сделал вылазку из Нахичевани в Ростов, и опять неудачно.
Градоначальник кричал на сыщиков, а те лишь разводили руками. Есть два глаза, и оба ни бельмеса не видят! Чумаченко заперли в Говняровке на карантин и никуда не выпускали. А титулярный советник Азвестопуло будто в воду канул.
Вдруг произошло неожиданное. На северной окраине Нахичевани за хлебными ссыпками находились Бурьяны — городская земля, которую управа сдавала в аренду под жилую застройку. Покупатель, прежде чем заключить условия [40], решил вторично осмотреть участок. И обнаружил там труп. Человека убили одним точным ударом ножа в шею. Тело доставили в близлежащую нахичеванскую Мариинскую больницу. Англиченков поехал туда писать протокол, но затем телефонировал в управление полиции. Он попросил срочно прислать Лыкова. Тот примчался в больницу крайне взволнованный. Неужели это Сергей? Но увидел веселое лицо надзирателя и успокоился.
— Чего вызывал, Петр Павлович?
— Побаловать хочу. Ух, сейчас обрадуетесь!
Питерец прошел в анатомический покой и увидел Хана Ивана. Бандит лежал, вытянувшись во весь рост. Лицо удивленное, словно его чем-то озадачили. В гортани аккуратный разрез в половину вершка длиной.
— Хорошая работа, — одобрил Англиченков. — Знающий человек бил, сразу видать. Не резал, а ткнул, что много труднее. Вот бы с ним познакомиться, а?
— Черт, даже арестовывать такого бойца не хочется, — признался Алексей Николаевич.
— Конечно, я понимаю. Он ведь камень с вашей шеи снял.
Действительно, все эти дни Лыков ходил и озирался. Тяжело жить, когда знаешь, что за тобой охотится Иван Кухта. А теперь от сердца отлегло.
— Как думаете, кто его? — спросил не имеющий чина.
— Кроме стодесятников, больше некому. Хан у них двух человек зарезал. И они ответили.
— Но где, где ответили! — не унимался Англиченков. — Край Нахичевани, их владения. Как они заманили сюда Хана Ивана? Зачем он поперся в Бурьяны?
Ответ на этот вопрос нашелся скоро. Когда сыщики осмотрели одежду убитого, то на пиджаке обнаружили пятна известки. Стало ясно, что бандита убили в другом месте, а в Бурьяны подбросили уже мертвого.
— Известка у нас повсюду, — вздохнул ростовец. — Четырнадцать каменоломен в Ростове и шесть в Нахичевани. Все, правда, небольшие, не то что в Одессе. Наш известняк твердый. Это в Одессе его кроят ручной пилой, а у нас ломом, киркой и даже порохом. Поди сыщи, где прикончили негодяя.
Но люди Блажкова расстарались и обнаружили место убийства. Андижанца зарезали в каменоломне городской управы. Там добывали камень для мощения улиц. В разрезе обнаружили фуражку прусского фасона с пятнами крови и пустой кошелек. Нашелся и свидетель, видевший момент преступления, но не сумевший описать приметы убийцы.
— Собаке собачья смерть, — подытожил Блажков. — Однако и нам всем легче станет, не только Алексею Николаевичу.
Вечером Лыков зашел в ресторан Пивоварова на Темерницкой улице. Он появлялся здесь каждый день, выпивал жигулевского и уходил. Половой Тит ставил кружку и едва заметно качал головой. Это означало, что от Азвестопуло опять нет известий. Но в этот раз Тит улыбался. А под кружкой обнаружился клочок бумаги. Сыщик сгреб
