— Буфетчик.
— Ну, тем более тебе и карты в руки.
Лыков, загримированный под своего любимого персонажа, тянул пиво и глазел в окно. Георгиевский крест в таких случаях он надевал собственный. Вскоре в ворота номеров Лянде шмыгнул надзиратель Ракогон. Все шло по плану. Сейчас буфетчик скажет ему, что человек, похожий на Сергея, снял у них комнату. Коммивояжер, обходительный, много ездит; обещал наведываться через день-два. Заплатил за месяц вперед.
Георгиевский кавалер осушил кружку, еще раз поклонился лесопильщикам и вышел. На углу Сенной улицы и Большого проспекта рослый донец продавал папиросные книжки и гильзы. Бородища до пояса, на груди медаль за коронацию покойного государя. Завидев дедушку, донец (это был Англиченков) стал сворачивать торговлю. Вскоре они фланкировали номера Лянде с обеих сторон. Через минуту, словно подчиняясь общему замыслу, на подъезде появился надзиратель. Поглядел влево-вправо, не заметил ничего подозрительного и двинулся вниз. На Пушкинской свернул направо и пошел в сторону Городского сада.
Дед ковылял позади на солидном расстоянии, за ним неспешно трусила пролетка с донцом. Напротив Успенской церкви надзиратель, грамотно осмотревшись, исчез в калитке сада. Кавалер сунулся следом, а пролетка спряталась во дворе пряничной фабрики.
Англиченков просидел в укрытии долго. Дважды его пытался прогнать фабричный сторож. Оба раза агент отбрехивался, что ждет поставщика гильз.
— Пойми, дядя, гильзы-то ворованные, — ныл он, размахивая руками и оглядываясь по сторонам. — Нельзя мне казаться при тоей фабрике. Сюды он принесет, для… как уж ее? коньспирации. Хошь — тебе отсыплю дюжину. А сейчас сгинь, пожалуйста, не мешай коммерции.
Наконец дед вышел из сада, неуклюже забрался в пролетку, и застоявшаяся лошадь рванула.
— В отделение, — лаконично скомандовал Лыков. И больше не произнес ни слова.
Петр тоже молчал, показывал характер. Хотя видно было, что его так и подмывает спросить, как все прошло. На Дмитриевской трое сыщиков закрылись в кабинете, и питерец первым делом сбросил бурки. Затем сказал:
— Попался ваш Ракогон.
— Что произошло?
— Он встретился в павильоне «Южной Баварии» с человеком. Тот явно из уголовных. Более того, бывал в Сибири — возможно, беглый.
— Откуда ясно, что он бывал в Сибири? — спросил Блажков.
Англиченкова интересовало другое:
— Разве преступление, что сыскной надзиратель виделся с уголовным? Я с ними через день толкую. Называется встреча с агентом.
Лыков ответил сначала Петру:
— Я подошел попросить на водку. И услышал, как надзиратель говорил сибиряку про номера Лянде. Помянул Серегу Сапера.
— Не доказательство, Алексей Николаевич. Может, он своему осведу давал задание проследить за греком?
Но Блажков перебил подчиненного:
— Без моей санкции он не имеет права давать таких заданий. Я велел Порфирию доложить, что он узнал в номерах. А он, перед тем как сделать доклад, встречается с уголовным. Как понимать?
Надзиратель промолчал. А заведывающий частью обратился к питерцу:
— Теперь ответьте на мой вопрос.
— Собеседник Ракогона бывал в Сибири, это точно. В разговоре прозвучал оборот «лонись-лонской». Что за Уралом означает «в прошлый раз».
— Опа! — хлопнул ладонью по столу Яков Николаевич. — Петя, ты понял?
— Нет, дядя Яша. Знакомое что-то, а припомнить не могу.
— Вот молодежь-холостежь, — укоризненно сказал коллежский регистратор коллежскому советнику. — Беда с ними — одни девки на уме.
— А чего я? — возмутился не имеющий чина.
— Того! Забыл? Лонись-Лонской — это же прозвище. Был такой маз в Новом поселении, он потом приблизился к «царям». И стал у Григория навроде начальника штаба. Хан Иван был по части убить-зарезать-напугать, а Лонись-Лонской им руководил. Башка!
— Почему же я его не помню? — встревоженно спросил Англиченков.
— Потому что у тебя ветер в голове, — объяснил начальник.
— Он уезжал? — догадался Лыков.
— Да. Зимой еще пропал из города. Осведомление нечетко доложило, что Самый Царь куда-то его отправил. Не то в Армавир, не то в Тифлис. А теперь, выходит, гаденыш вернулся!
— Двух братьев убили, и оставшийся вызвал умного подчиненного обратно, — продолжил мысль Блажкова Алексей Николаевич. — Собирает силы, готовится дать сдачи.
— Эх, Ракогон, Ракогон… — вздохнул начальник отделения. — Что будем делать? Как мы докажем его измену? Сошлемся на то, что переодетый Лыков подслушал часть разговора?
— Для отставки без прошения этого вполне достаточно, — заявил командированный.
— Ой ли? Порфирий действительно скажет, что встречался с осведомителем. А Лыкову послышалось, — возразил Англиченков.
— Пусть тогда предъявит нам этого осведомителя. Лонись-Лонской не мелкая фигура, а полноценный «иван», черта с два придет он с нами знакомиться!
— Опять не факт, — покачал головой Блажков. — Освед может отказаться от встречи с другим чиновником полиции. Скажет: я доверяю только своему, а лишние знакомства — это лишние риски.
Сыщики поспорили, но ни к чему не пришли. Да, надзиратель разоблачен, его вина очевидна. Но явных доказательств измены нет. Если он сам не сознается, а, наоборот, станет защищаться, замучишься доказывать…
Алексей Николаевич нашел-таки выход. Он сказал:
— Лучшей уликой против Ракогона было бы появление бандитов в номерах. Они придут туда за Сергеем, а мы их встретим. После этого отпираться бессмысленно.
— Устроить пальбу на Большом проспекте? — осклабился Англиченков. — У меня там один должник живет. Педель, ставил мне в гимназии низкие баллы за поведение. Квартира как раз напротив номеров Лянде.
— Хочешь ему в окошко стрельнуть под шумок? — предположил Лыков.
— Заслужил, околелый черт!
— Я тебе стрельну, балабол, — рассердился начальник. — Что о нас Алексей Николаич подумает?
— Я думаю, как на самом деле брать «царевских», — ответил питерец. — Рисковать жизнью Сергея Маноловича нельзя, он и без того по лезвию ходит.
— Ребята придут в номера, а там их встречу я, — хищно ухмыльнулся надзиратель. — Шмальну раз-другой в потолок. Вы подсобите из коридора. Сдадутся с перепугу!
— А если пойдут грудью на прорыв?
— Перестреляем к чертовой теще. Жалеть, что ли? Давно руки чешутся…
На этом секретное совещание закончилось. Коллежский советник сходил в картотеку и посмотрел материалы на Лонись-Лонского. Его звали Филипп Нецветайленко. Обыватель посада Азов смолоду ступил на кривую дорожку. За участие в ограблениях
