Наконец отец поднялся, поправил сюртук, посмотрел на Эбигейл и сказал:
– Я готов к мороженому в кафе «У Гюнтера». Эбигейл, почему бы тебе не поехать со мной?
Он никогда не питал слабости к мороженому.
– О, мороженое… – вздохнула Эбигейл. Ее любимое. – Но кто останется здесь?
– Я пришлю экономку, она побудет тут. – И отец вывел Эбигейл из комнаты.
Лили сомневалась, что он поговорит с экономкой. До нее донеслись отзвуки разговора Эбигейл с отцом, пока они спускались по лестнице. За последний час отец произнес больше слов, чем Лили слышала от него за целый год.
Ее отец – банкир. Дважды он предлагал Лили рассмотреть кандидатов в мужья – богатых и пожилых. А герцога он всегда предназначал для Эбигейл. Как и все остальные, кроме, судя по всему, самого Эджворта.
Лили потянулась к шнурку звонка и вызвала горничную, чтобы та принесла чай.
Лили вдруг заметила, какие у Эджа густые ресницы. Она никогда прежде не обращала на это внимания, не в силах отвлечься от синевы его глаз. Ничьи другие глаза не увлекали ее так, как глаза Эджа.
– Лили, – окликнул Эдж. – Сегодня ночью я отдам тебе жакет, который ты забыла у меня.
– Жакет! – очнулась она. – Да. Сегодня ночью. Поверить не могу, что я его забыла.
– А я могу. – В его глазах отразилась улыбка. – Было темно. И на уме у тебя было кое-что другое.
– Верно. Очень темно.
В гостиную вошла горничная с подносом.
– На удивление тепло для этого времени года, – без перехода продолжил Эдж. – Но мы не получили всей порции дождей. Наверняка еще наверстаем упущенное.
– Цветам дожди только на пользу.
Неужели другие люди говорят об этом во время ухаживаний? Лили все это казалось полным вздором. Цветы красивые. Дождь мокрый. Солнце теплое.
Горничная ушла, и Эдж взял с тарелки апельсиновый бисквит. Синие глаза пронзили Лили, и тепло разлилось у нее внутри.
– Мой любимый, – сказал он.
– Мой – тоже, – отозвалась Лили, пробуя свой бисквит.
Они изредка обменивались парой слов, вяло поддерживая беседу, потому что вместе им было комфортно даже молчать.
Когда пришла пора уходить, Эдж нежно поцеловал Лили на прощание.
Вскоре после того, как он ушел, – чего, должно быть, и ждал посыльный, – в гостиную вошла горничная с вазой пышных лилий.
Лили провела пальцем по цветку. Она ошибалась. Она любила лилии.
В два часа ночи Лили вышла в сад. Ее туфли быстро промокли от травы, влажной после прошедшего ливня. Эдж стоял, держа на весу жакет, и она тут же сунула руки в рукава. Но Эдж не отпустил жакет, а запахнул его на Лили, обнимая ее.
– Давно ты здесь? – спросила она. Эдж укутал ее. Воротник его шерстяного пальто коснулся ее шеи. Лили дрожала, но не от холода.
– Нет. Я вышел, когда закончился дождь.
Опять погода…
– Пойдем в дом, – сказал Эдж.
Вот так просто. Возможно, погода все-таки означала нечто, чего она до конца не понимала. Эвфемизм. С другой стороны, в таком случае ей рассказала бы об этом мать. Та считала, что должна поведать Лили обо всех интимных сторонах и страданиях жизни, чтобы дочь была к ним готова. Мать питала благие намерения, пытаясь защитить ее от ошибок, которые причинили бы боль.
Но это не готовило Лили, это приводило ее в ужас. Все эти истории о разбитых сердцах и беспечности мужчин, о том, что, поддавшись однажды страстям, ты никогда уже не сможешь сдерживать их. Они будут управлять тобой.
Но Лили не чувствовала, что ею что-то управляет. От одного взгляда на Эджворта она ощущала себя в полной безопасности, окутанной силой – и по-настоящему живой.
Она повернулась в его объятиях, оказавшись к нему лицом.
– Как холодно…
Но это была неправда. Только не сейчас, когда рядом был Эдж.
Выпустив Лили, он положил ее ладонь в изгиб своей руки, словно собирался вести ее на танец во время званого вечера.
Эджворт провел ее к себе.
Тепло его дома нахлынуло на Лили, и она представила, что этот дом – ее, а Эдж – ее муж. Маленькая лампа на столике давала достаточно света, чтобы она могла видеть его. Даже теперь Лили не удавалось читать его мысли. Она вдруг осознала, что эти бесстрастные глаза защищали его. Вряд ли кто-нибудь осмеливался взглянуть в них, когда Эдж бросал свой холодный герцогский взгляд. Только теперь Эдж смотрел иначе, без былого высокомерия.
Возможно, она положительно влияла на Эджа, и он понимал это.
– Эндрю с Би собираются завтра в театр, в «Друри-Лейн», – сообщил он. – Мы можем пойти с ними. Би могла бы быть твоей сопровождающей.
– Беатрис? – Лили никогда не думала о ней как о подходящей кандидатуре на роль спутницы незамужней девушки. – Разве она как-то не напала на чью-то карету с зонтиком от солнца?
– Это был ее зонтик от солнца и ее карета. Когда карета сломалась, Беатрис ударила по ней тростью своего мужа. Ей не стоило этого делать.
– Думаешь, она подходящая сопровождающая?
– Да.
– А визит в театр с вами тремя не будет напоминать своего рода… официальное объявление?
– О? – Он вскинул брови, давай ей понять, что понимает это.
– Даже не знаю…
– Что тебя беспокоит?
Лили не могла подобрать слов, чтобы объяснить свои сомнения. За плечами Беатрис был неудачный брак. В свое время о ней постоянно сплетничали. Мысль о похождениях Беатрис напоминала Лили о том, как любовь может завладеть человеком.
Но его взгляд успокоил ее. Лили не чувствовала себя неуверенно – напротив, сильнее, словно могла черпать силу у Эджа. И все-таки она по-прежнему не могла представить себя герцогиней.
– Я окажусь в центре всеобщего внимания, – пояснила она. – Люди будут внимательно отмечать все, что я скажу. Что я сделаю. Я это ненавижу. По этой причине я не выношу даже танцы. Понимаю, что никто особенно на меня и не смотрит, но ничего не могу с собой поделать.
– Ты можешь пригласить учителя танцев.
Лили отстранилась и потерла плечи:
– Дело не в танцах. А во всех этих устремленных на меня глазах людей, перемывающих мне косточки. Подруги матери могут сидеть часами – если не днями, – обсуждая остальных. Смеяться. Ни один человек не преуспел для них достаточно, чтобы избежать ехидных сплетен. Мое имя уже упоминалось во вздоре, написанном Софией. – Она уронила руки. – Эти слова впечатываются в тебя как клеймо.
– Таковы некоторые люди – даже если будешь тихо стоять в уголке, они все равно разберут тебя до винтика. Так что ты можешь делать все, что пожелаешь.
– Мне нравится быть одной. Вот это я действительно люблю.
– Так будет не всегда. Став герцогиней, ты научишься чувствовать себя уверенно в обществе других. Через некоторое время ты привыкнешь к людям, которые часто будут рядом, и сможешь
