– Тише, не шуми, понял я тебя. Сам о подобном думал. Поскольку не срастается что-то в дедовом рассказе – и все тут. Уж больно странно эти «гости» себя ведут, долго на одном месте сидят. Непонятно… Если они враги, неважно кто, хоть дезертиры, хоть полицаи или пленные, что фрицам добровольно служить согласились, неужели не знают, что немцев из района погнали? Глупости, местные-то в курсе. А если свои? Опять же непонятно, почему не пытаются поскорее до властей добраться – должны же понимать, что подобная задержка в конечном итоге не в их пользу окажется. Собственно, именно это меня больше всего и смущает. Нетипичное какое-то поведение, что для первых, что для вторых… Потому предлагаю поступить так – старика отпускаем до хаты, а сами часика через два аккуратненько проверяем «гостей». Тем более товарищ «Старший» разрешил действовать по обстоятельствам. Согласны? Вот и хорошо, а подробности позже обсудим.
Первым делом Гулькин спровадил Степана Фомича, категорически запретив ему до утра из хаты даже нос казать. Старик спорить не стал, хоть и угрюмо насупился, когда Санька ему не только винтовку взять не разрешил, но еще и «наган» отказался вернуть. Пришлось напомнить, что Добруш пока тоже под подозрением по факту хранения оружия, и ситуацию лучше не усугублять, поскольку они при исполнении, а значит, возможны разные «варианты». Мол, за ценную информацию и за то, что сигнал, куда следует, вовремя подал, – однозначно благодарность, но и с арсеналом твоим еще будем разбираться. Короче говоря, и похвалил, и припугнул в одной фразе. А уж дальше пусть сам думает, коль голову на плечах имеет…
Убедившись, что наблюдательный старикан вернулся в избу, свет в оконцах которой почти сразу погас, Александр отослал наверх Паршина, сменив порядком продрогшего Виктора, которому коротко пересказал рассказ Степана Фомича. Карпышев с его подозрениями полностью согласился:
– Все ты верно, командир, истолковал. Потому брать их нужно тихонечко, вдруг и на самом деле наши окажутся. Все идем?
– Понятное дело, все. Макс с автоматом пускай со стороны леса посидит, на всякий случай. Серега, слышишь? Если что – бить по ногам, не насмерть. Разберешься, короче, не маленький. Вы с Костяном окна держите, они хоть и заколочены, но мало ли? Ну а я, соответственно, в дверь зайду, как порядочный человек. Даже постучу сперва, представлюсь. Как думаешь, нормально?
– А чего, вроде нормально, – с серьезным видом кивнул осназовец. – Ежели сразу стрелять не начнут, возможно, миром все порешим. Ну, а начнут? Значит, действуем по обстоятельствам… лучше сразу гранатами.
– Вот и я так думаю, Вить. Но пленные нам нужны обязательно, это приказ. Ладно, сейчас час отдыха, перекусить, оружие проверить, снаряжение подогнать, оправиться, кому нужно.
* * *Убедившись, что бойцы заняли позиции и покинуть избу незамеченным никому не удастся, Гулькин еще раз прокрутил в уме примерный расклад операции. Собственно, вариантов всего два: или те, кто засел внутри, идут на контакт и переговоры, или… не идут. Третьего, как говорится, не дано – да и не нужно, если подумать.
Все, пора! Пригнувшись, бегом преодолел двор, хоть разумом прекрасно и понимал, что вряд ли кто наблюдает из окон. Остановившись возле просевшего крыльца, осторожно поднялся по укрытым снегом ступеням. Первая, вторая, третья. Осмотрел дверь, не рискуя зажигать фонарик – глаза уже привыкли к темноте, и лунного света вполне хватало. Открывается, как и в большинстве деревенских домов, вовнутрь, на случай, если крыльцо заметет снегом. Петли прилично проржавели, но само полотно еще вполне прочное, изготовленное из толстых досок с поперечинами. Пониже массивной дверной ручки – добротная кованая накладка, накидываемая на полукруглое ухо на косяке, если избу запирали снаружи. Что это ему дает? Да ничего, собственно. Просто намертво вбитая привычка фиксировать малейшие детали, которые в будущем могут оказаться полезными. Или не могут – тут как повезет. Пора? Пожалуй…
Отступив чуть в сторону, под защиту косяка – если начнут стрелять через дверь, его точно не зацепят, – поднял руку и постучал. Не громко, а именно что аккуратно. Всего три удара – большего и не нужно, услышат. Услышали: не прошло и минуты, как по ту сторону послышались осторожные шаги. Человек пытался подойти бесшумно, да рассохшийся пол подвел, предательски скрипя под ногами при каждом шаге. Похоже, один, второго определенно не слышно. Еще несколько секунд напряженной тишины – и вполне ожидаемое сдавленное «кто?». Неплохо, сразу стрелять не стал. И стекла не посыпались, как случилось бы, если незнакомцы ЖДАЛИ незваных гостей и собирались отстреливаться до последнего. Собственно, для этого еще и доски выломать нужно, которыми окна забиты.
– Свои! – буркнул Сашка в дверь, тут же отстранившись обратно. Вытащил из кармана фонарик и зажал в ладони, положив палец на кнопку включения.
– Какие такие свои? Свои спят давно и другим отдыхать не мешают. – Пауза, похоже, просто не знает, что еще сказать. – Чего надо-то? Утром вставать затемно…
«Переиграл, – мысленно хмыкнул Гулькин. – Вставать ему затемно! Ты б еще корову приплел, которая недоена. С другой стороны, понятно: не ожидал, потому и несет первое, что в голову пришло. Имей он время с мыслями собраться, понял бы, что местному такой ответ никак не подойдет, а чужак просто так в середине ночи в дверь не постучит».
– Так дверь открой, вот и узнаешь, какие такие свои.
– Не открою. Уходи, кто б ты ни был. А то стрельну!
– Зачем стрелять? Свой я, советский. Помощь мне нужна. Из окружения выхожу, замерз совсем. Еле добрел. А твоя хата возле самого леса. А стрельнуть я и сам могу, автомат имеется. Патронов, правда, негусто, но тебе хватит.
За дверью воцарилась вполне ожидаемая тишина. Ну, еще бы, Сашка ж не зря свой монолог заранее продумал. Ладно, надавим чуток:
– Ну так чего решил, селянин, впустишь? А то я ведь не один такой,