под темно-зеленым донным с люминесцентными карасями,
под небом из мха и усталого камня, из слежавшейся темноты -
слоистой, с отпечатками глаз и листьев, секретиками стеклянными.
небом с мутной фольгой золотой со спрятанными внутри:
именами, головками одуванчиков, клятвами, отрезанной прядью,
с чуром над и под, на сто лет вперед, и порез горит -
а впереди молчат и стоят в темноте, молчат и подходят сзади.
и вот уже наверху разворачиваются и вспыхивают дары -
сбывшиеся сокровища, обещанья дождавшиеся срока
под столбнячным стеклышком, что, в общем-то, выглядит изнутри
точно таким же - быстро темнеющим, с огоньками, совсем далекими.
2008
на водной глади
Сулиме
словно вселенная сделана здесь, в одичавшей деревне
(долгие зимы вообще рукодельны): два синих пятна
на розоватом овале и долгие ноги - суть дева,
желтый квадрат в темноте - суть окно, что горит допоздна,
белка как рыжая клякса в зеленом игольчатом мраке.
...якорь моряк запоздалый волочит, земля далека.
рыбы выходят навстречу, затворами лязгают раки -
прячут звезду под водой, не пускают домой моряка.
бедный ложится на воду и плачет о дальних, печальных,
беличьих диких лесах с деревенькой безумной той,
где его дева по глади выводит окьян изначальный,
полный нелепых чудовищ, с горящей из бездны звездой.
2008
не читал но уверен что
человек стоит на подземном перроне и видит, как из стены
выходит черная надпись, собака с волочащейся цепью,
двенадцать опоссумов - и зверь, у которого две спины,
перестает ему думаться - потом он как будто слепнет,
точнее вдруг прозревает и видит, как белая надпись ревет
возле лица, останавливается, он заходит в нее как в поезд,
а потом все стихает, лишь ветер подземный рвет,
треплет глинистый воздух, на мазутном чаду настоянный.
2008
чОрный робот
электрический ветер вращает пустых собак
расцветают неверным холодным огнем предметы
чОрный бешеный робот свистит в жестяной кулак
хроматический вздор нехорошая все ж примета
глубоко под землей продолжают ныть поезда
семь слепых генералов белесо сидят над конвертом
с истлевающим словом да тихо висит темнота
рукокрылая тень в спертом воздухе их бессмертном
и вода заливая подвалы обходит их
их обходят дозором крысы и робот чОрный
спит у них на пороге и зябнет такие сны
страшно ему нестерпимо ему и здорово
2008
ковер
говорю не смотри у любой красоты есть жильцы
ткни в открытку где рай ну а там белоглазая ярость
там рычащий ковер из существ там дымы ядовитой пыльцы
прорастающей в мозг чтобы по облакам лучезарным
подтянулися воинства ангелы вышли на край
надудели жнецов и пошли себе дальше мудилы
и такое приволье что ну прям ложись помирай
в тошноте словно смерть завязалась внутри и родилась
2008
корундовый плуг
в перелетные сны головой,
что ты вспомнишь, болтливая глина -
нонпарель и петит дождевой,
истлевающий свист соловьиный.
чем оттуда покажется жизнь -
парадиз, зиккураты из лавы,
борозда, по которой визжит
плуг из камня, стозевно и лайя.
переливы виниловой тьмы,
выдох-вдох в колком воздухе лютом,
а спохватишься, где они мы -
круглый мир, говорящие люди.
2008
коготь
мир не круглый. это несколько белых линий
с метками лондон брюссель мухосранск мадрид
ксанаду москва мачу-пикчу китеж под морем синим
морось помех за которой кто-то медленно говорит
где вы гулкие города подводные колокольни
биенье темного сердца под нависшею тишиной
что ставит сапфировый коготь на горящие черным волны
круглой крутящейся ночи не заполнимой сном
2008
кристаллизация
даже сны уже не выглядят настоящими
даже думаешь что там не чувствуя головы
скоро печаль свою медную нить потащит
сквозь фильеры связок голосовых
что туда что потом оттуда везде не то
но подземный вагончик все тащит сирых
мухоглазый петров зашивает себя в пальто
переходит в куколку дезертирует
чтоб потом растворившись в самом себе
выпасть вновь практически в той же форме
и стоять на скользком стеклянном дне
задрав голову в синее розовое или черное
2009
принадлежности для гадания
питиримом пришел из лавки, хотя уходил петром.
серый кулек течет на землю мукой и солью,
выводя: ты встретишься с нею и разрубленный топором,
или скормленный гулям, не в этой, так в той юдоли,
где бездомные реки становятся воздухом синих рыб,
ветром белых деревьев, цветущих живым неоном,
серебристыми девами, светом, видимым как навзрыд
сквозь горящую соль, из глубины бессонной.
бей хвостом, пускай пузыри да жги радугу на спине,
но открытая заново речь опять ниасилит сути,
что плетет вас паучим узором то в воздухе, то на дне,
или в белом луче, где все тоже наверно будет.
2009
веревочный дом
ничего не сбывается. обещанья плывут по ветру
золотою колкою канителью, серебряной фальбалой,
оступаясь в воздухе, выгорая в недобром свете,
ловчей сетью, слюной арахны, с жужжащею головой
идущей от кокона к кокону, от глупца к слепцу,
многорукая дева голодных сумерек, дрожь и шепот,
и слова то зовут за облако, то растекаются по лицу
уже почти человечьему, с глазами такими топкими,
что даже взгляд ее и тот уже пожирает заживо,
а поцелуй вырывает из тела и превращает в пульс
заполошных сердец ее, где свет через восемь скважин,
в тень, текущую в лимфу ее слепую.
2009
механика
"заводная вселенная с музыкой заводной"
Борис Кокотов
тихая поступь песка, города из стекла и дыма,
где роятся незрячие голоса, где отовсюду ветер.
небеса как слюда, за которой феб керосиновый,
тарахтенье, одышка поршней, осей фальцеты.
то прецессия, то нутация, то биение, то тряхнет
землю так, что люд осыпается в небы голодные,
в шестерни их и музыки, в океаны огней и вод,
в их зверинцы горячечные, звездные хороводы.
заслони нас пыль, раскаленное облако или снег,
дождь из рыб или радуга из окалины и железа,
от базедовой тьмы материнской, от света на самом дне
нескончаемой жизни - единственной, бесполезной...
2009
в петропавловске-камчатском полночь
человек всегда отпечаток, слепок какого-то места,
выветренный след, изнанка воздушной ямы,
страничка лоции, где "где-то" выглядит неизвестной
суммой глубин, потоков; за обугленными краями,
ломкой, черной каймой продолжает гореть окно,
какое-то дерево машет ветками, сладкий воздух
преломляет свет, превращая тебя в одно
безутешное зрение, обходящееся без мозга.
а вода лежит на камнях как разумное вещество,
синий уроборос, обвернувшийся вокруг мира,
пожелтевшей карточки (это мой дом, а там вон твой)
в неразборчивых надписях и цифири.
2009
сорочья пряжа
очевидно больному нужен не врач, а другой больной.
ешь правду, паси каюк, обводи себя протоплазмой,
но ум как старая лошадь - идет когда слышит но,
незряче, не просыпаясь, сквозь сны свои непролазные:
вот татарский бифштекс новостей, вот живая тьма
течет по дымящимся улицам, а мы на случайных снимках
выходим как есть - красноглазые, смазанные, словно снясь -
снимаясь во сне - настырном, впивающимся повиликой.
все как будто на каменном облаке - дышит туманом сад
и бродячее белое дерево-дух посередине неба
осыпается нами, бормочущей пылью, слюдяною тоской цикад,
а ученые грамоте мыши и белки записывают все это.
2009
кювета
на фоне гор, на фоне поэтичных
иных красот, неважно - встанем
