оскалиться - но вылетает птичка,
и вечность ударяет в лоб.
и рвется время, как гнилой кукан
нанизанных рыбешками событий,
и вновь плывем, и светимся слегка
в пустой воде, где ни войти, ни выйти.
карасик жан, уклейка зульфия,
уснувший сом, плотва под номерами,
стрекозы, плавунцы, ватаги комарья -
все уже кончилось, а здесь не умирают.
кювета, озерцо, и сохнет на стекле
прямоугольный мир, вот дата, мы с тобою
уже из серебра, не плачь - лишь пожелтеть
и выцвести способны, но не более.
2009
репейник для ребера
облако ли проплывает типа облаком надо мной,
пестрорядная речь, письма доброму никому.
мышь летит в своей славе над тихо-зеленым дном
нитями песен разбойничьих вышивая тьму.
повиси вверх ногами, дождись с чем вернется звук:
княженикой звезд, лукошком парчовых птиц,
холодцом рыбьих далей - морем, сверкающую листву
безымянных своих селедок поназвавшим уже почти.
заплутавшая речь с залежалым письмом в зубах
все бредет откуда-то, бредит, оглядывается, скользя
по мосту из серебряных спин... а откроешь письмо, и ах -
прочитать нельзя.
2009
уннум в рязани
вот идет человек и его рязань человек и его нигде
кистеперые рыбы стоят в глазах во внутричерепной воде
тонут песни серебряных дев стада божий отжиг весь этот стафф
растворяясь и не достигая дна также падает темнота
а потом белизне роговым шипом процарапываешь зрачки
кистеперым уннумом стоишь потом и качаешься и молчишь
ощущая как зрячая боль плывет к городам на чумной звезде
скоро речь на лице прогрызет тебе рот из кириллицы и костей
2009
клетка для светляков
quo, сцуко, vadis. этого места уже нет вообще.
что-то сдвинулось, выцвело в перечни, в незнакомое.
видишь, и лифт вдруг встает на несуществующем этаже -
есть у тебя, что выдохнуть? думка, светящееся насекомое?
тростниковое небо крутится, потрескивает на ветру -
клетка для светляков, голова поминальной куклы,
бредущей по скудной пустыне облака, клубящейся тьме, и вдруг
больше не отличимой между другими огнями круглыми.
2009
aurora borealis
шел моцарт по вене дрожало в груди
у храбры воене пройобан ай-ди
по палому небу по душу в снегу
ни цыфор нелепых ни букф ни гугу
не хочешь не знаешь зажмурься замри
вот тьма черепная там море внутри
носись над нелепым придумывай их
парчовое небо в шнурах золотых
стеклянные елки застуженный свет
монтер анатолий дымится во сне
над серною спичкой обугливай взгляд
найдется отмычка вернемся назад
2010
смерть в китеже
нет смерти в китеже. нет в беловодье сна.
на лунных выпасах нет воздуха и страха.
что до, что после нас - пустые времена,
слоящаяся речь, океанский амфибрахий -
там, в каменной воде, вдруг выдохнет никто
сверкающий пузырь, и почитай столетье
он двигается вверх к зеркальной пленке той -
за нею ветер, звук, и воздух как бессмертье,
беспамятство, но, проходя сквозь клюв
к примеру сойки - нота. дальше больше -
любая гласная в любом из слов: "люблю"
или "так ветрено в печальном мире божьем".
2010
клокочет серенькая птица
клокочет серенькая птица лешак вздымается с межи
пока года как черепица летят считая этажи
летит машина боевая летят комар и стрекоза
папаня стопку выпивает и улетает пить нарзан
крича дымящимся маралом лешак вздымается с межи
и расписные генералы летят усища распушив
шагнул мужик из ероплана летит свистя как печенег
покончив с малыми делами и гордый как нечеловек
летает гроб кровать летает а под кроватью вурдалак
летит от голода страдая кусает ссохшийся кулак
но в гроб не хочет ждет мечтает лешак вздымается с межи
а черепица долетает до мостовой и там лежит
2010
захолустное время
Сделай шаг или два, а потом - повторяй за собой.
Пусть, стекая из глаз, превращаясь из времени в место,
точно наоборот, жизнь становится полем, весной,
верещащею бусиной на позолоченной жести.
Видишь: тело раскрыто как глаз в многоярусный сон -
с жутким ворохом речи, горящим в разинутом слухе,
и глядишь на бессмертное всё, за эоном эон,
дышишь завтрашним пеплом, июльским горячечным пухом.
Захолустное время, отцветший бромид серебра,
стрекот двадцать четвёртых за жёлтыми нитями звука.
Воздух скручен, захлестнут, и давит уже в аккурат
там, за левое ухо.
2010
лес одного дерева
сверим часы, пророков, тренды, плохие сны,
голоса, хихикающие за кадром, булькающие, вопящие.
распределенье случайных чисел, наших божков лесных -
сверим. смотри, совпало - значит ненастоящее.
ведь нет одинакового, это кто-то один мельтешит,
вспыхивает, рассыпается, разговаривает сам с собою.
ну или мы с тобою - один человечек, цветущий ши-
зофренической гроздью сирени, выдуманной, резною.
висишь, качаешься, сравниваешь истинное с ним самим -
а они какие-то очень разные, и не миновать дурного.
сам ударишь, умрешь, и опишешь, и сам прочитаешь в СМИ,
и сам растеряешься от безобразия млять такого.
2010
короткометражка
шахтный обходчик глядит в земляное небо -
где-то там жизнь, люди падают вверх и тонут
в синеве, а не в глине. а здесь все в опорах, скрепах,
канареечной жути, сочащемся флогистоне.
словно эти шаги, эти трюмные воды, уголь,
темно-синяя глина неба с горячей алмазной крошкой -
все лишь сон железного солнца, рокочущего из глуби.
песни рыб в магматическом море под тонкой кожей.
заведу-ка себе тебя, прозорливую ртуть лесную.
скажешь кто под землей, кто за облаком - нет, не скажешь.
знаешь, спящий проснется, услыхав свое имя всуе -
и куда ж нам потом, снам его короткометражным...
2010
соль
Солнце почти любовь - не греет еще, но уже слепит.
Вытянешь вдох свой - нитку из неба зимнего, шерстяного.
Темно-синяя кожа Нут с соленой испариной звезд горит
за старым марлевым облаком, вытертым до основы.
Обещанья вспархивают от губ - мотыльки, обезумевшая слюда.
Наши тайны просты, одинаковы на просвет, на любом прочитаны
языке - как на пламени письма с млечными строками, ябеды в никуда,
песенки про любовь, соляные, межевые, хлебные челобитные.
Вам, подземные - бледный цветок, золотая фольга да прядь.
Вам, высокие - шепот, буковки, огоньки, голова повинная.
Монета воде, чтобы вспомнила, а огню - то, что может взять
и отнести это небу, солью горячей на кожу синюю.
2010
повязка
В оглохшей воде остывает небо, края разбиты
камышами и ряской, где беззвучно всплывают звезды,
шевеля плавниками - их безгубые, острые рты раскрыты
то ли голодом то ли донным ужасом семихвостым.
Ты не сможешь опять войти в эти лгущие воды, браза,
раз не вышел тогда, превратился в рисунок светом,
в узелок с изнанки пейзажа - повязки на оба глаза,
за которой - райское облако, или союз советский,
или чулан с пауками от достоевского, неизвестность:
этот день не наступит, этот день не пройдет, смотри -
рыбы выстроились в созвездие, прямо над нашей местностью.
Гераклитовы реки звенят внутри.
2010
стихийная грамотность джив
взгляд идет по вещам, собирая их в свет, чужбину,
дом, открытое небо, отвесное на окраинах,
третьегодняшнее с послезавтрашней пуповиной -
все уже загештальтилось, стало правильно.
мир остывает, растрескивается в неведомый алфавит
поверх обесцвечивающейся, рассыпающейся эмали.
катися, глазное яблочко, всматривайся в петит
ненастоящих далей.
2010
