скотома
космонавт анастасий выходит в открытую смерть.
позывной, колдовские одежды, зеркальная маска -
удержаться бы в теле, ведь тело и есть этот свет,
а тот свет - это все остальное. попавшему в сказку
брезжит странствие: вишь, дурачок, за околицей тьма,
а точнее скотома - за ней самоцветные птицы,
леденцовое, мятное небо - пусть облако-мать
проплывет сквозь тебя белой речью, которая снится
слепоту напролет: то рождение, то рождество,
за околицей тьма (или свет, или некуда деться) -
солнце входит в окно и лежит как поваленный ствол
в млечном воздухе детской
2010
зеркало
кафка сцуко становится уве боллом
чо не понял пошел да и сжог глаголом
ни о чем не спрашивай воздух потратишь зря
чехи что ни построят выходит прага
к дохера блять умным зовут варягов
там глядишь и октябрь становится ноября
на какую же волю ты пишешь письма
часовые вон как пауки повисли
будет нечего есть ну понятно с кого начнут
и глаза хоть открой хоть закрой реален
только этот убогий пейзаж печальный
что правее бордо и левее тобола чуть
2010
под влияньем сенасуры
Проходи, на три четверти облако, на четверть хрупкие голоса
соли, серы и извести, светящейся пыли зольной.
Не отправитель - послание. Нет, не послание - адресат,
ветхий огонь, перечитывающий собственные ладони:
"Ни рожденья не было, ни нянек, ни кошки, ни букваря,
ни летосчисления, - говорится там - ни любви, ни крова." -
тысячерылый дым, стоишь над сигнальным костром, медленно говоря
мор, войну, саблезубых богов над зеркалом теплой крови.
2010
шагающий лес
часы говорят пустое, перестают подходить ключи,
слепая собака рычит на хлеб, не узнаёт хозяев.
слова переходят в листву и гул и делаются ничьи -
перехожее дерево, от которого падает тень косая.
ты уже узнаёшь эту фильму? сейчас засияет смысл
и серьезно счастливые люди начнут убивать друг дружку:
вот ведь жизнь удалася, дружок! а уж как небеса удались
над ощеренным лесом немым, уходящим, ненужным.
2010
нестерпимое белое небо
отче, уродче, иаростный маниак,
дарвинов ужос, обезиана божия.
ангеле голохвостый, хоронящийся в корнях
ножевой человечьей травы ничтожной.
всяка плоть в тридесятом колене чорт,
а еще допрежь - нестерпимое небо белое.
дети в узорчатом записываются в хор
и поют там про нечто неимоверное.
небо, небо, неумолимый дом,
где, поставлен в угол, бормочешь кроваво-грозно:
укради меня, ветер; любовь, унеси в гнездо -
прям в открытые клювы острые.
2010
хвост
промолвишь: три часа, а хвать - уже соврал.
ткнешь пальцем: звьозды, йопт! где долгий богов выдох
течет сквозь восемь неб рекой из серебра -
над обезьяньей тьмой бормочущей, безвидной.
разинешь ухо - речь, разлепишь веки - знак.
ытхан стыдит сома, тынгей поет скворечням,
но шевельнешь хвостом - и будет тишина:
жаль, выговаривать спасибо уже нечем.
2010
мыши съели епископа
бох из подполья, миллион мышей
пришли и съели: клерков и ландскнехтов,
епископа с вещами, атташе
из дальней фулы, вместе с диалектом.
история закончилась, и серв
не смеет за забор: ненужные дороги
лежат где околели; темный лес
порос кострами, песнями; в берлогах
пируют напролет мышиные цари;
бобры глядят на небо, строят башню
до облачной реки.. а мы, как ни смотри -
ночная книжка, страх позавчерашний.
2010
водолазные работы
отнеси мою голову - быстро мутнеющий шар -
на потерянный снег, под раскрытые заживо неба;
там, куда ты меня вспоминаешь, все так же лежат
безглагольные земли, горящие камни свирепые.
расступайся же морем - на дне у тебя города,
сослагательный гул, облака позабытого света
где мы все еще живы, и, видимо, будем всегда,
как всегда-будет-солнце и прочее ветхозаветное.
эта скудная дельта двух кадров, на каплю - но вот
море снова смыкается, рыбы выходят на сушу,
(кто ты, глянь в аусвайсе, поскольку не наоборот)
снова дышим рот-в-рот под обугленным небом разрушенным.
2010
охотник
где белая стена - там мышка с угольком:
смотри, вот дом-не-дом, вот котоспас предобрый,
вот существо из глаз и глада, дикий ком,
вот мы с тобой сидим, бесхвостые, по норам.
где черная стена, там меловой хорёк:
вот облако, вот свет, вот кажущийся кто-то,
вот существо из глаз и голода берёт
меня/тебя как след перед своим полетом.
здесь вроде бы стена, где существо из глаз
досадливо свистит, ссылается на зренье,
а время так прошло, что не собрать ни нас,
ни дрожи, ни костей, ни шкуры к воскресенью.
2010
фантомный хвост
Реальность призрачна, а нереальность нет.
Она щетинится, как речи свиноёба:
ебу, дескать, свиней. Так инвалид во сне
рыдает - столько ног! А хвать - исчезли обе.
Раз нет, то навсегда, а есть, так завтра нет.
Так стало быть и есть лишь то, чего не стало,
точнее, разница меж памятью и тем,
где дождь-туман-река, где сроду не светало.
2010
кворум
бывало выходишь из комы на мертвом мыча языке
а рядом толпятся наркомы с контрольной дырою в башке
вновь в кому и снова оттуда попала нога в колесо
чу! видишь гуляют иуды целуя друг дружку взасос
исчезни и снова возникни из тины утробной и тьмы
и кто же все те же под синей небесною плошкою мы
доколе же в явях кромешных тебя каталина терпеть
до самыя смерти канешна - а смерти и милости нет
2010
маленькая мышь
фрактальная зима, где на любом стекле
дымится лабиринт: войдешь - ни чОрт с рогами
ни ангел с острогой не выведут к земле
поющей словно мать, сорящей лепестками.
что дева, что зима, что маленькая мышь -
чем смотришь пристальней, тем все необратимей
идешь в несбывшемся, слоящемся как дым
семи отечеств в небе пусто-синем.
там, где светился дом, теперь стоит гора -
но может все же дом, а сам-то в серой шкурке
тихонечко свистишь, и горстке зерен рад,
и тьме за штукатуркой.
2010
длинные волны
доплясались блин прилетела к нам черная простыня
нет конечно просто проснувшись в далеком будущем
видишь свой постаревший почерк думаешь где он я
кроме медленной амальгамы отслаивающейся лгущей
виниловый ветер с мутнеющей музыкой семиустой
на коротких и средних волнах пустота роешься как в золе
а на длинных шумит бесконечный прибойный мусор
голосов перепутанных дат морзянок позиции кораблей
на ослепшей ткани цифры звезды круги помехи
видеоряд все винтажней монохромнее все пропащей
доплясались блин а гроб на колесиках не доехал
видно что-то сломалось я знал что ненастоящее
2010
зимние бабочки
Все ворчат половицы и дует на лоб зима,
подвывает окно с глаукомою снегопада,
вот проснулась бабочка, а только всего нема -
ни ясного ветра, ни граненого светом сада.
Божий лоскут, душа, навсегда одинокий танец,
открывает глаза - а оглядываюсь уже я:
спи, лимонница, спи, крапивница, безымянница,
сумрачные моли, семиюродные князья.
Зря вы здесь - нет такого времени, да и места
не существует - незачем, не сделано у богов.
Расскажи, обитатель зимы, клок бормочущей шерсти:
ну куда мы проснулись, нет за августом ничего.
2010
отпуск
дунет в ухо
