– Но, Адольф, разве я виновата в том, что хотела избавить тебя от забот? – отвечает Каролина, вставая во весь рост перед мужем. – Ты можешь забрать ключ от шкатулки с деньгами… Но к чему это приведет? Стыдно сказать, но мне придется ломать комедию ради того, чтобы получить самое необходимое. Неужели ты хочешь этого? Унизить свою жену, столкнуть два совершенно противоположных интереса…
Именно это для трех четвертей французов и составляет сущность брака.
– Не тревожься, друг мой, – продолжает Каролина, усаживаясь на своем месте подле камина, точно Марий на развалинах Карфагена[612], – я ничего не стану у тебя просить, я не попрошайка. Я решила, что мне делать… Ты меня не знаешь.
– Ну вот, – восклицает Адольф, – неужели с вашей сестрой нельзя ни пошутить, ни поговорить серьезно? Что же ты сделаешь?..
– Это вас не касается!..
– Простите, сударыня, совсем напротив. Честь, достоинство…
– О!.. на этот счет, сударь, вы можете не беспокоиться. Не столько ради себя, сколько ради вас я сохраню все в самой глубокой тайне.
– Но, Каролина, душа моя, что же ты сделаешь?..
Каролина бросает на Адольфа змеиный взгляд, после чего Адольф, отпрянув, начинает расхаживать по комнате.
– И все-таки, что ты намереваешься делать? – спрашивает он после бесконечно долгой паузы.
– Я, сударь, намереваюсь работать!
При этих возвышенных словах Адольф ретируется; он слышит желчный голос отчаяния, ощущает холодное дуновение мистраля, какой еще никогда не задувал в супружеской спальне.
Искусство быть жертвой
После Восемнадцатого брюмера поверженная Каролина избирает адскую тактику, заставляющую вас ежечасно сожалеть о своей победе. Каролина переходит в оппозицию!.. Еще один такой триумф, и Адольф попадет под суд за то, что, уподобившись шекспировскому Отелло, удушил свою жену между двух матрасов[613]. Каролина принимает вид мученицы и держится с убийственной покорностью. По любому поводу она ответствует Адольфу устрашающе кротким тоном: «Как вам будет угодно!» Ни один элегический поэт не выдержал бы соперничества с Каролиной; она плодит элегию за элегией: поступки и слова, улыбки и молчание, замыслы и жесты – у нее все сплошь одна элегия. Вот несколько примеров, в которых все семейные пары наверняка узнают себя.
После завтрака– Каролина, мы нынче приглашены к Дешарам; ты ведь помнишь, у них званый вечер…
– Да, друг мой.
После обеда– Как? Каролина, ты еще не готова? – изумляется Адольф, выходя из своей комнаты одетый с иголочки.
Каролина является перед ним в черном нищенском платье с закрытым муаровым лифом. На волосах, дурно уложенных горничной, печально увядают цветы, которые, кажется, никогда не были живыми. Перчатки у Каролины несвежие.
– Я готова, друг мой…
– В этом наряде?
– У меня другого нет. На новое платье нужно целую сотню экю.
– Почему же ты мне не сказала?
– Чтобы я приходила к вам с протянутой рукой!.. После всего, что произошло!..
– Тогда я поеду один, – говорит Адольф, не желающий, чтобы жена его опозорила.
– Я прекрасно знаю, что именно этого вы и хотели, – отвечает Каролина язвительным голоском, – это видно по тому, как вы оделись.
–В гостиной одиннадцать человек; всех их Адольф пригласил к обеду; Каролина держится так, как будто она тоже гостья, – ждет, пока подадут кушанья.
– Сударь, – шепчет камердинер на ухо хозяину, – кухарка совсем сбилась с ног.
– А что случилось?
– Да ведь ей ничего не сказали; у нее вводное блюдо[614] только на двоих, да еще вареная говядина, один цыпленок, один кочан салата и овощи.
– Каролина, вы что же, не распорядились на кухне?
– Да разве я знала, что у вас гости, и потом, разве смею я здесь распоряжаться?.. Вы меня избавили от всех хлопот, и я всякий день благодарю за это Бога.
–Госпожа де Фиштаминель приезжает с визитом к госпоже Каролине; та кашляет, склонясь над пяльцами.
– Вышиваете домашние туфли для вашего дражайшего Адольфа?
Адольф красуется у камина.
– Нет, это для одного торговца, он мне обещал заплатить; я, точно каторжник, зарабатываю себе на мелкие расходы[615].
Адольф краснеет; он не может поколотить жену, а госпожа де Фиштаминель смотрит на него вопросительно, как бы говоря: «Что все это значит?»
– Вы сильно кашляете, милочка!.. – замечает госпожа де Фиштаминель.
– Пустяки, – отвечает Каролина, – разве я дорожу жизнью!..
–Каролина сидит подле камина рядом с дамой из числа ваших приятельниц, чьим мнением вы особенно дорожите. Вы стоите у окна и беседуете с друзьями; по губам Каролины вы читаете слова: «Так было угодно мужу!», произнесенные тоном юной римлянки, отправляющейся в цирк на заклание. Самолюбие ваше страдает безмерно; вы пытаетесь расслышать, что говорит Каролина, и одновременно продолжаете говорить с гостями, теряете нить разговора, отвечаете невпопад и, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, думаете только об одном: «Что же такое она ей говорит обо мне?»
–Обед на двенадцать персон у Дешаров; Каролина сидит рядом c очаровательным юношей по имени Фердинанд, кузеном Адольфа. Между первой и второй переменой блюд речь заходит о семейном счастье.
– Для женщины нет ничего легче, чем быть счастливой, – отвечает Каролина на жалобы одной из присутствующих дам.
– Откройте же нам ваш секрет, сударыня, – учтиво просит господин де Фиштаминель.
– Женщина должна ни во что не мешаться, держаться как старшая служанка или как рабыня, которую содержит хозяин, не иметь своей воли, не делать никаких замечаний – и тогда все идет превосходно.
Произнесено все это горьким тоном и со слезами в голосе, отчего Адольф приходит в ужас и глядит на свою жену в упор.
– Вы забыли, сударыня, о счастливой возможности объяснять причины своего счастья, – говорит он, испепеляя ее взглядом, достойным тирана из мелодрамы.
Довольная тем, что она показала, как ее замучили или вот-вот замучают, Каролина отворачивается, украдкой утирает слезу и говорит: «Счастье неизъяснимо».
Инцидент, как говорят в палате депутатов, остается без последствий, но Фердинанд смотрит на кузину как на жертвенного агнца.
–Речь заходит об ужасающем количестве гастритов и безымянных болезней, уносящих жизнь молодых женщин.
«Счастливицы!» – говорит Каролина, словно предвещая собственную смерть.
–Теща Адольфа приходит повидать дочь. Каролина говорит: «Гостиная мужа! Спальня мужа!» У нее все принадлежит мужу.
– Признавайтесь, дети мои, – говорит теща, – что у вас случилось? Вы, кажется, на ножах?
– Ах боже мой, – отвечает Адольф, – случилось то, что Каролина получила в свои руки управление хозяйством и с ним не справилась.
– Наделала долгов?..
– Да, любезная маменька.
– Послушайте, Адольф, – говорит теща, дождавшись, чтобы дочь оставила ее с зятем наедине, – хотите, чтобы моя дочь была одета с иголочки, чтобы дома у вас был мир и вам бы это ничего не стоило?..
Попытайтесь вообразить физиономию Адольфа, выслушивающего эту декларацию прав женщины!
–Каролина меняет затрапезное платье на великолепный туалет. Она едет к Дешарам: все хвалят ее вкус, богатство тканей, кружева, драгоценности.
– Ах, что за золото ваш муж! – говорит госпожа Дешар.
Адольф, приосанившись, гордо смотрит на Каролину.
– Муж, сударыня?.. благодарение богу, мужу
