– Моей жене нужен выезд.
Каролина этого Адольфа, как и та, что описана в главе «Соло для катафалка», подслушивала под дверью.
Юному доктору по сей день постоянно приходится отмываться от напраслин, которые эта очаровательная особа распространяет на его счет; чтобы заставить ее замолчать, он вынужден был повиниться в этой ошибке молодости и назвать свою неприятельницу по имени.
Каштаны из огня[719]
У несчастья столько оттенков, что сосчитать их невозможно, тут все зависит от характеров, силы воображения, мощи нервной системы. Однако если невозможно перечислить все эти бесконечные оттенки несчастья, то можно по крайней мере указать его главные разновидности, ярко выраженные особенности.
Нижеследующую мелкую неприятность автор приберег под конец, ибо она одна не только печальна, но и смешна.
Автор льстит себя надеждой, что рассказал обо всех главных неприятностях. Поэтому женщины, подошедшие к завершению жизненного пути, достигшие счастливого сорокалетнего возраста, когда они становятся неподвластны злословию, клеветам, подозрениям и наконец обретают свободу, – эти женщины должны отдать автору справедливость и признать, что в его сочинении указаны или изображены все критические положения, в какие могут попасть супруги.
У Каролины появилось свое «дело Шомонтеля». Она научилась удалять мужа из дома, она нашла общий язык с госпожой де Фиштаминель.
Во всякой семье наступает момент, когда госпожа де Фиштаминель становится добрым гением Каролины.
Каролина лелеет госпожу де Фиштаминель так же истово, как африканская армия лелеет Абд-эль-Кадера[720]; она пестует ее с такой же страстью, с какой врач старается не вылечить богатого мнимого больного. Каролина и госпожа де Фиштаминель на пару изобретают занятия для дражайшего Адольфа в тех случаях, когда присутствие сего полубога в их пенатах нежелательно. Госпожа де Фиштаминель и Каролина, ставшие стараниями госпожи Фуллепуэнт лучшими подругами, даже постигли и научились исполнять те обряды женского франкмасонства, в которые никакой посторонний не способен их посвятить.
Например, Каролина пишет госпоже де Фиштаминель такую записку:
«Ангел мой, вы, верно, увидите завтра Адольфа; не задерживайте его слишком долго, потому что около четырех я хочу поехать с ним в Лес кататься; но если вам очень хочется отвезти его туда, тогда я его там и заберу. Как бы мне перенять ваше умение развлекать людей, которым повсюду скучно».
Госпожа де Фиштаминель говорит себе:
«Все понятно; этот малый останется у меня с полудня до пяти часов».
АксиомаМужчины не всегда понимают, что означает настоятельная женская просьба, но другую женщину не обманешь: она делает все наоборот.
Эти милые создания, в особенности парижанки, – прелестнейшие из игрушек, изобретенных общественной промышленностью: только человек бесчувственный может не поклоняться им и не испытывать постоянного восторга, глядя, как они плетут свои козни с той же ловкостью, что и свои косы, как изобретают собственный язык, как сооружают своими тонкими пальчиками машины, способные разрушить самые гигантские состояния.
В один прекрасный день Каролина принимает тщательнейшие предосторожности; накануне она написала госпоже Фуллепуэнт и попросила поехать с Адольфом в Сен-Мор[721] осмотреть какое-то имение, выставленное на продажу, а затем Адольф у нее позавтракает. Она одевает Адольфа, вышучивает его заботу о собственном туалете, болтает всякий вздор насчет госпожи Фуллепуэнт.
– Она прелестна, а Шарль ей, по-моему, страшно надоел; в конце концов ты включишь ее в свой список, старый Дон Жуан; но тебе уже не нужно будет прикрываться «делом Шомонтеля»; я не ревнива, я тебе даю свободу; тебе ведь это нравится больше, чем когда я тебя обожала?.. Чудовище! оцени мою доброту!..
Выпроводив Адольфа, Каролина, которая накануне пригласила к завтраку своего Фердинанда, облачается в тот наряд, который в очаровательном восемнадцатом веке, так несправедливо хулимом республиканцами, гуманитаристами[722] и глупцами, знатные дамы называли боевым снаряжением.
Каролина все предусмотрела. Амур – лучший в мире камердинер, поэтому стол накрыт с дьявольским кокетством. На белой камчатной скатерти красуется синий сервиз, лежат приборы из позолоченного серебра, стоит изящный молочник и все утопает в цветах!
Предположим, что дело происходит зимой; Каролина раздобыла виноград, обшарила весь погреб и разыскала превосходное старое вино. Булочки куплены у самого знаменитого пекаря. Cочные яства, паштет из гусиной печенки и прочие элегантные кушанья заставили бы радостно заржать Гримо де Ла Реньера[723], вызвали бы улыбку у ростовщика и открыли глаза профессору старинного Университета.
Все готово, а сама Каролина готова еще со вчерашнего дня: она осматривает свое творение. Жюстина вздыхает и наводит порядок в комнате. Каролина вынимает из жардиньерок пожелтевшие цветы. В такие минуты сердце у женщин едва не выпрыгивает из груди, и они пытаются его унять подобными пустяковыми занятиями, причем пальцы их при этом обретают цепкость тисков, розовые ноготки горят, а из горла рвется безмолвный крик: «Ну где же он?»
Слова Жюстины ранят, точно удар кинжалом: «Хозяйка, вам письмо!»
Письмо вместо Фердинанда! как его распечатать? как развернуть? скольким столетиям жизни равны эти мгновения? Об этом знают только женщины! Мужчины в такие ужасные минуты терзают свои жабо.
«Жюстина, господин Фердинанд заболел!.. – кричит Каролина. – Пошлите за экипажем».
Жюстина бросается вниз по лестнице и натыкается на Адольфа.
«Бедная хозяйка! – думает Жюстина. – Пожалуй, экипаж ей теперь ни к чему».
– Вот новости! ты откуда? – восклицает Каролина при виде Адольфа, в восторге созерцающего поистине сладострастный завтрак.
Адольф, которого жена уже давно не балует столь изысканными трапезами, молчит. Он угадывает, в чем дело, ибо в убранстве этого элегантного стола заключены те же чарующие признания, которые то ли госпожа де Фиштаминель, то ли синдик, занимающийся «делом Шомонтеля», делают ему посредством других, не менее элегантных столов.
– А ты кого ждешь? – отвечает он вопросом на вопрос.
– Фердинанда, кого же еще? – говорит Каролина.
– Он заставляет себя ждать.
– Он заболел, бедненький.
Адольфу приходит в голову шальная мысль, и он говорит, чуть прищурив глаз: «Я его только что видел».
– Где?
– Возле «Парижского кафе»[724], он был там с друзьями.
– А ты-то почему вернулся? – спрашивает Каролина, пытаясь скрыть смертоносную ярость.
– Ты утверждала, что Шарль надоел госпоже Фуллепуэнт, а она еще вчера утром уехала с ним в Виль-д’Авре.
– А господин Фуллепуэнт?
– Отправился в короткое приятное путешествие по поводу нового дела Шомонтеля; у него там небольшая прелестная… помеха; но я уверен, что он с нею совладает.
Адольф усаживается за стол со словами: «Все к лучшему, я голоден, как целая стая волков…»
Каролина садится напротив, украдкой поглядывая на мужа; сердце у нее обливается кровью, но она находит в себе силы спросить как можно более равнодушным тоном:
– С кем же был Фердинанд?
– С повесами, которые втягивают его в дурную компанию. Этот юноша идет по плохой дорожке: он бывает у госпожи Шонтц, у лореток[725]; тебе
