– Вы лживые и порочные твари! Ваши мужья творили беззакония, а вы помогали облекать эти беззакония в Закон!.. Нет ничего хуже драной курицы в одной постели с богатым прохиндеем! Вы, все вы и есть драные курицы, а ваши мужья – прохиндеи в самом отвратном понимании!..
Возникла пауза, самая короткая и одновременно самая длинная в мире субстанция. Причиной паузы стала ярость кукол. Как правило, любая ярость приводит к спазму мозга, кратковременному или хроническому, оба вида по-своему печальны. Особь, испытывающая ярость, ничего не может сказать, а лишь глупо открывает рот. Леди глубоко задышали в тщетной попытке родить хоть слово. Несколько судорожных сглатываний, и вот – свершилось! Митчелл наставила палец на паяца и тягуче выпалила:
– Эй ты, козлина! Или ты сию минуту читаешь завещания!..
– Или мы немедленно вызываем полицию!
– Пусть полиция разбирается во всей этой хренотени!
– С тобой, с трупами наших мужей, с храмом Святого Патрика и с самим Патриком!
Паяца так вот сразу достать мешает бар под зеленой скатеркой. Аналой. Неприличными словами для леди выражаться неприлично, поэтому пусть будет бар под зеленой скатеркой. Фурии высунули раздвоенные языки, торопясь погуще обмазать клоуна дерьмом, и… Мэри и Мэлони вдруг закашляли, а потом захрипели. Из носа хлынула кровь, изо рта – пена. Закатились глаза, и два женских трупа глухо стукнулись о дощатый пол.
Куклы делятся на два вида: миролюбивые и воинственные. Первые умирают быстрее, чем вторые. Вероятно, потому что энергия разрушения более жизнестойка, чем энергия созидания… Что Мэри и Мэлони отлично проиллюстрировали.
– Вот ублюдок!
– Он нас!
Митчелл и Джоди не успели закончить фразы. Они закашлялись, потом захрипели. Кровавая пена пошла изо ртов и закатились умирающие глаза. Парочка кукол упала бездыханно, и трупов блондинок у аналоя… простите, у бара, стало четыре. Квартет синеглазок – звучит! Если при других обстоятельствах.
Служитель выронил чашу, просфоры раскатились по полу. Запомни сегодняшнее число, Патрик, – день, когда ты из юноши превратился во взрослого дядю! Широко известный факт: трупы делают нас взрослей.
Театрал вставил в рот сигарету «методом мистера Фэйса» (губами). Прикурил. И спросил нежно:
– Где у нас Патрик?
Повел глазами. В нескольких футах от себя нашел служителя. Трехсотфунтовый поросенок дрожит, как холодец, но вот его глаза… В глазах-то – похеризм!.. Страх зачастую провоцирует эмоции, которых не ожидаешь.
– Говори, Патрик, говори, родной, – подмигнул режиссер. – С болью, торопливо, сбив-чиво…
– Мистер Фэйс… То, что вы сделали, – ужасно… Вы убили отца Джозефа, убили этих женщин. И наверняка вы убили и их мужей!.. – начал выплескивать диакон свой похеризм. – Я чувствую, что сейчас вы убьете и меня, но вы должны знать…
– Да, знаю. Ты вызвал полицию, которая будет с минуты на минуту, – сплюнул кукловод. Жестокая ухмылка режиссера как непременный довесок к спокойному тону. Мистер Фэйс явно не обожатель полиции, а хулитель!
– Хула власти, установленной Господом, – признак сатанизма!.. – в ужасе возопил служитель. – Убийца без галстука не признак, он – хуже!..
Патрик крепко сжал золотой крест и выставил его перед собой.
– Мистер Фэйс, вы бесовское отродье!..
«Грязное, мерзкое и вонючее!» – жаль, что нельзя применить эти прилагательные, и не потому, что боязно. Просто сей ублюдок не ладен таким эпитетам, как ни крути.
Кукловод двинулся к диакону. Просфоры громко захрустели под нажимом начищенных ботинок.
Сейчас убьет…
– Куда, Патрик?! Куда?.. – ухмылялся театрал, методично приближаясь.
Служитель неловко отступал, туда, в угол, ногам начхать на любые приказы, просьбы, пожелания. Что бы там ни твердил мозг, ноги намерены ходить, а не лежать. Мозгу не понять, он-то всегда лежит.
– В вас нет ничего человеческого, мистер Фэйс… Вы – ребенок Зла, и таким, как вы, нужно сидеть в дурдоме!.. Убивайте, только мнения о вас я не изменю даже на небесах!.. – выдохнул диакон, и спина его уперлась в угол – все, дальше не пройти.
– Виват, диакон! Ты – свет мира. Не может укрыться город, стоящий наверху горы, – ухмыльнулся кукловод. – Многочисленные аплодисменты, переходящие в овацию!
Театрал остановился в шаге от жертвы. Выпустил табачный дым прямо ей в лицо. Выбросил вперед хищные пальцы и зажал руку служителя с крестом. Отбросил окурок. Уставил строгий взгляд в лицо диакона, находящееся на расстоянии в полфута, и заговорил. Тон голоса сроден выражению глаз. Театрал выбрал тот, каким наставляют учителя своих учеников.
– Открою небольшой секрет, Патрик. Тебе открою… Вера – основа! Без веры нет ничего… Мы верим, Патрик, но мы же и боимся этой веры! Это единственное, чего мы боимся, – правда может оказаться Правдой!
Кукловод неожиданно выпустил руку диакона и развернул его к себе задом, обхватил сзади за шею. Устремил бездумные глаза в толщу стены и зашептал с частыми паузами:
– Но однажды настанет время… обязательно настает то время и тот час, когда мы вдруг захотим знать только одно… Мы всеми фибрами возжаждем это знать!.. И тогда… – Театрал повысил голос, постепенно доведя его до крика. – …Тогда мы зададим вопрос… Свой вопрос… Главный вопрос!.. – Он развернул пухляка лицом, приблизил строгие глаза к его глазам. И мягко добавил: – Подумай, Патрик. Ведь это ты сегодня стал святым отцом. Теперь банк в храме Творца держать именно тебе!..
Если боятся ноги – то ты еще живой, а если боится мозг – то ты уже мертвец. И биение сердца никакой не повод усомниться в твоей принадлежности к мертвечине… Диакон устоял только потому, что его поддержали чужие руки.
– Подумай, Патрик, и ты поймешь, что я не так уж и неправ…
Театрал заглянул в застывшие глазки. Чмокнул в лобик. Резко отстранился и скрылся в выходе из придела.
Золотой крест выскользнул из холодных пальцев и упал на пухлую грудь. Зрачки самопроизвольно проводили кукловода. Ноги без усилий опустились, сажая хозяина на корточки. Легкие немедля шумно выдохнули. Отдохни, Патрик. Тебе предстоит бессонная ночь в полиции, и надо набраться сил. Полиция – та организация, что забирает силы и у сильного человека, а у бессильного – и подавно.
Полицейская печать
– Итак, мистер Принц. Картина произошедшего ясна. Только не совсем ясны ваши мотивы, – говорил Бобби Вайз, вальяжно развалившись на стуле. Насколько на стуле можно так сидеть.
– Двойное убийство, угон автомобиля, – добавил Лакки Фрэшер. Коп стоял у стены, опершись на нее плечом и приглаживал щеголеватые усики.
– Угон? – Принц изумленно поднял бровь.
Комната допросов в полицейском управлении Западного округа LA была неотличима от комнаты допросов любого другого полицейского управления в Штатах. Замкнутое помещение со стенами монотонно-серого цвета, два стула и стол, привинченные к полу, железная дверь. Отсутствие примечательных деталей в самой комнате сейчас компенсировал стол, заваленный курьерскими вещами: мобильный телефон, два брелока с автомобильными ключами, сигареты, толстая пачка долларовых банкнот, платиновая кредитка и паспорт. Рядом скромной стопочкой покоились полицейские бумаги: протокол допроса, предварительные заключения экспертиз, заявление барменши,
