— И распри давние.
— Мне плевать на чужие раздоры, да и их подоплеку мы уже вряд ли узнаем, Иногда пытаешься судить живых людей и то без чаши с хмельным медом не разберешься, а тут сотни лет прошли… Одно скажу! Своих предков мы булгарам не отдадим, как и их самих от себя не отпустим! Если были, одним целым, то им и станем вновь. А поскольку родство с потомками Дуло и Аттилы нам с тобою не грозит, не будем обращать внимания на княжескую грызню, как и стараться втиснуться к ним в подручные. Там об одном думать будешь, как бы свою голову не потерять, а нам делами надо, заниматься!
— В этой ты прав!
— А за то время, что они потратят на свои разборки, мы уже окрепнем и выставим свои условия. Быть едиными… Вот наша цель, Овтай!
Глава 15
Мстислав Владимирович, бывший князь новгородский, а ныне хозяин Белгорода[41], перед покоями отца замешкался. Вести были не самые радостные, и он не знал с чего начать.
Наконец, он нарочито прокашлялся и толкнул тяжелую резную дверь. Отец сидел в простом платье, перекладывая свитки и берестяные грамоты, разбросанные по всему столу.
— Батюшка, — склонился Мстислав перед великим князем.
— Заходи! — коротко бросил тот. — Из-за чего потревожил меня, старого? Примчался из Белгорода не свет, ни заря по распутице осенней, испоганил мозаичные полы в Десятинной церкви грязными сапогами, помолиться не дал!.. Или Ярослав[42] у ляхов опять воду мутит?!
Гнев на бывшего зятя у Мстислава никуда не исчез. Захотелось стиснуть руки на горле человека, за которого еще совсем недавно выдавал дочь свою Рогнеду. Силы еще были. Сорок четыре года не тот возраст, когда тянет на покой. Вон, отец скоро о седьмом десятке задумается, а и то бодрится.
— Как не мутить, гнев Ярославу разум застил! — Мстислав рухнул в кресло и вместо того, чтобы умиротворенно поведать отцу о наболевшем, не сдержался. — Пес смердячий! Тварью бесчеловечной надо быть, чтобы отослать жену венчанную обратно к родителям! Христина до того распереживалась из-за дочери, что вознамерилась ко мне из Новгорода приехать! Еле уговорил ее повременить!
— И правильно, нечего твоей жене тут делать, пусть других детей опекает… того же Всеволода!
— Он не дитя, а князь новгородский, чтобы его опекать! — вновь вспылил Мстислав. — Вот зачем ты меня к себе в Белгород призвал княжить, батюшка?! Тебе еще жить и жить! В итоге, я и перед новгородцами слово нарушил, отказавшись от жизненного княжения, и Ярослав против нас восстал!.. Помнилось ему, ведите ли, что я великокняжеский престол занять поперед очереди хочу!
— И займешь! — отрезал отец. — Я уже стар и силы мои на исходе, а Ярослав наши труды по миру пустит!
Пусть так. Займу.
Послушный сын выдохнул, согласно кивнул и замолчал. О великокняжеском наследии с отцом обговорено уже не раз, и обсуждать все по новому кругу было бесполезно.
— Я про иное с тобой прибыл поговорить, господин мой, — перешел на официальный слог Мстислав. — Седмицу назад прибыли купцы с Ветлуги реки. Пороги мои они долго обивали, не до того мне было, а потому встретился я с ними только вчера. Завтра же они последний день в Киеве и помнилось мне, что ты тоже захочешь их видеть.
— На кой они мне? Что я, купцов не встречал на своем пути?
— С Ветлуги они… выделил голосом Мстислав,к один так и вовсе ближник местного воеводы. Помнишь, Юрий тебе письмецо присылал ро поводу насельников у черемисы?
— И не одно. Беспокоят они его. Серебром сорят, будто оно у них на деревьях растет, железом направо и налево разбрасываются... Сказать, что-ли Гюрьги, чтобы прижал их к ногтю?
— Вроде бы мы с тобой договорились написать Юрию, чтобы он их не трогал? Или ты передумал? Все-таки они крест святой веры язычникам несут и этим помощь немалую нам оказывают.
— Да не передумал, просто мысль нечаянная в голову вступила, — махнул рукой Мономах. — Да и доспехи железные, что они ему выделывают, дорогого стоят! Я тебе говорил про добычу с Булгара?!
— Говорил, батюшка, так что можешь и не…
Мстислав попытался возразить, но отец его даже не слушать не стал.
— Сотню кольчуг джурских сынок добыл! В иное время радовались бы, а ныне для него они капля в море! Тысячу воев эти ветлужцы в брони чешуйчатые нарядили! Тысячу! А сколько, полона на на суздальские земли Гюрьги привел? Еще одно княжество заселить можно! Мужи умудренные по две ногаты шли, до того цены упали!
— Так и потери, батюшка… Треть войска как корова языком слизнула. Если бы полон и добычу раньше не отправили домой, лишились бы всего!
— А! — махнул рукой Мономах. — Гюрьги отписал, что негодная была та часть рати, как есть негодная! Не вои, а холопы драные с топорами да дрекольем!
— Разве их не жалко?
— Потери за счет полона восполним! Что делать, сынок… Кабы знать, что Селим в спину ударит и все договоренности порушит… Эх! А все равно мы в прибыли.
Мстислав согласно кивнул и вступил на тонкий ледок незнакомых отцу сведений. С ними можно было и под воду провалиться…
— А писал ли тебе Юрий, что прибыль наша была бы еще весомее, но по пути на Суру доброй трети полона он лишился?
— Что?.. Да ты сам читал и знаешь, что нет! А что, дорога трудная была? Мор? Откуда такие сведения?
— Да от купцов ветлужских. И то не потери дорожные… Постой батюшка, не гневись! Ни на Юрия не сердись, ни на тех, кто полон вел. Около устья Суры реки заступила им путь рать чужеземная и подорожное собрала людишками полоненными. Большая часть войск еще землю булгарскую разоряла, так что сопротивляться остальные не могли…
— Подорожное?! Людьми?
